Когда Пугало встал, его стеганая безрукавка была забрызгана кровью, а пленник продолжал орать, зажимая руками окровавленный пах. Пугало усмехнулся.

– Бросьте то, что от него осталось, в огонь, – велел он и повернулся к двум другим пленникам-шотландцам: – Кто ваш господин?

Они заколебались, потом один облизал губы и гордо заявил:

– Мы служим сэру Дугласу!

– Я ненавижу Дугласа. Я ненавижу всех Дугласов, которые когда-либо выпадали из задницы дьявола.

Сэр Джеффри передернулся, потом повернулся к своему коню.

– Сжечь их обоих, – приказал он.

Томас, не желая наблюдать эту кровавую сцену, отвернулся и заметил каменный крест, упавший у центра перекрестка. Он уставился на него, не видя вырезанного дракона, но слыша эхо шума, а потом новые вопли. Пленников швырнули в огонь.

Элеонора подбежала к Томасу и вцепилась в его руку.

– Милашка, – прогромыхал Попрошайка.

– Сюда, Попрошайка, сюда! – позвал сэр Джеффри. – Закинь-ка меня в седло!

Великан сцепил руки, сделав ступеньку, подсадил командира на лошадь, и тот направился к Томасу и Элеоноре.

– Сколько этих сволочей ни кастрируют, а все мало, – сообщил Пугало и обернулся к огню, из которого попытался вырваться один из шотландцев.

Пленника затолкали обратно в полыхающий ад, а потом его крик оборвался: он рухнул замертво, не выдержав боли.

– Я сегодня в настроении кастрировать и жечь шотландцев, – добавил сэр Джеффри, – а ты, парнишка, больно уж смахиваешь на шотландца.

– Я тебе не парнишка, – отозвался Томас, в котором вскипал гнев.

– А вот по-моему, ты выглядишь как самый настоящий чертов парнишка. Причем шотландский, – потешался Джеффри, которого раззадорила норовистость новой жертвы.

Томас и впрямь выглядел совсем юным, хотя ему шел уже двадцать третий год, причем четыре последних он провел на войне в Нормандии и Пикардии.

– Уж больно ты, парнишка, – гнул свое Пугало, явно дразня и подстрекая пленника, – смахиваешь на чертова шотландца. Эй, ребята, – обратился он к своей солдатне, – правда ведь, все шотландцы чернявые?

Томас и впрямь был темноволосый, да и кожа его, выдубленная непогодой, изрядно потемнела, но то же самое можно было сказать и как минимум про двадцать лучников самого Пугала. К тому же Томас выглядел человеком хоть и молодым, но повидавшим жизнь. Волосы его были коротко острижены, щеки за четыре года войны сделались впалыми, однако в облике юноши сохранилась какая-то изысканность. Та привлекательность, которая обратила на себя внимание и подстегнула зависть сэра Джеффри Карра.

– Что это навьючено на твоей лошади? – Сэр Джеффри кивнул в сторону их кобылы.

– Ничего твоего, – сказал Томас.

– Что мое – то мое, паренек, а что твое – то, ежели мне захочется, тоже мое. А свое добро я хочу отдаю, хочу забираю. Эй, Попрошайка! Хочешь эту девицу?

Попрошайка ухмыльнулся сквозь густую бороду, радостно закивал и прогудел:

– Милашка. – Затем запустил в бороду пятерню, смачно почесал ее и заявил: – Попрошайка любит милашек.

– Вот и хорошо. Получишь красотку сразу после того, как я сам с ней закончу.

Пугало вновь развернул свой кнут, пощелкал им в воздухе, и Томас приметил на конце ремня маленький железный крюк или коготь. Снова ухмыльнувшись, сэр Джеффри погрозил Томасу кнутом и сказал:

– Раздень девку, Попрошайка. Пусть ребята маленько позабавятся.

Он еще ухмылялся, когда Томас, использовав лук вовсе не так, как этого могли ожидать враги, с размаху ударил крепкой тисовой палкой по конской морде. Лошадь Пугала заржала и взвилась на дыбы; всадник, застигнутый врасплох, замахал руками, чтобы сохранить равновесие; а его люди оказались настолько увлечены сожжением шотландцев, что, прежде чем кто-то из них успел схватиться за лук или меч, Томас уже стащил сэра Джеффри с седла, повалил наземь и приставил нож к его горлу.