Останутся только гладкие полы, стеклянная мебель и обнаженное тело самого корабля.

Корабль не раз пережил наполнение и опустошение. Каждый столик знавал скатерти из разных эпох, каждый коврик был свидетелем конфликтов прошедших лет. Корабль привык быть то наполненным, то пустым. Здесь всё то было накрыто бесцветными чехлами, то расцвечено декором всех цветов радуги, то снова пряталось под чехлы.

Стены бесчисленных коридоров были увешаны фотографиями, на которых было запечатлено всё на свете. Это были и старинные черно-белые снимки из тех времен, когда человечество еще не мечтало о путешествиях к звездам, и голографические дисплеи, демонстрирующие гордость и радость двух народов, пошедших разными путями после войны. Когда кто-то шагал по извилистым переходам, одной рукой придерживаясь за стену, или поднимался и опускался по трапам, он словно бы путешествовал во времени, становился свидетелем монтажа порезанной на кусочки истории. У этого странствия не было ни начала, ни конца, потому что фотографии не были размещены в хронологическом порядке. Послевоенные снимки могли напрямую предшествовать довоенным, фото из две тысячи девяносто шестого года могли следовать сразу после тех, что были сделаны в тысяча девятьсот пятом году. Игнорирование последовательности событий было и игнорированием разногласий. По крайней мере, на этих стенах Марс и Земля мирно сосуществовали. Выбирая разные пути по коридорам корабля, человек мог реконструировать для себя разные циклы истории.

Всякий раз, когда корабль совершал посадку, весь декор убирали – кроме этих фотоснимков. Никто не знал о том, что в дни бездействия «Марземли» капитан проходил по всем коридорам и бережно стирал пыль с рамок.

Незадолго до посадки вечеринка была в самом разгаре.

Люинь никогда не удавалось запомнить похожее на лабиринт устройство корабля, но спортзал, в котором царила невесомость, был для нее чем-то наподобие точки отсчета, вроде Полярной звезды. Этот спортзал был самым большим помещением на «Марземле». Он имел шарообразную форму и, в отличие от обшивки корабля, не вращался. Рядом со спортзалом находилась кольцеобразная видовая платформа. Сюда Люинь любила приходить, чтобы расслабиться. Большие иллюминаторы, расположенные по всей окружности платформы, создавали иллюзию парения в космосе.

Покинув капитанский отсек, Люинь быстро прошла по безлюдной видовой платформе, окруженной звездами. Громкие возгласы изнутри спортзала подсказали девушке, что игра приближается к концу. Она поспешила к двери и распахнула ее.

Волны хаотичных красок и звуков нахлынули на Люинь. Казалось, сферический зал заполнен вспышками фейерверков.

– Кто выигрывает? – спросила Люинь у молодого человека, проплывавшего мимо.

Она не успела услышать ответ. Кто-то обнял ее. Она запрокинула голову и увидела Леона.

– Наш последний матч, – пробормотал Леон.

Он отпустил Люинь и раскинул руки в стороны, готовясь обняться с Кингсли. Они похлопали друг дружку по плечам. Сквозь толпу к Люинь пробрался Анка, но, не дав ему ничего сказать, Сорин сзади схватил его за плечи. Мимо них проплыла Чанья. Люинь заметила, что ее глаза блестят от слез.

Мира откупорил две бутылки марсианского «Джио», и студенты дружно вылили белое вино в середину шарообразного зала. Бесчисленные золотистые капельки засверкали в воздухе. Все оттолкнулись от стен и поплыли к центру зала. Вертясь и покачиваясь в воздухе, парни и девушки разжимали губы и ловили винные капли.

– За победу! – выкрикнул Анка.

Все радостно прокричали «ура».

– За благополучную посадку, – прошептал Анка, но его услышала только Люинь, находившаяся рядом.