«Кормушка», – вздрогнула я и вспомнила про джип. Еще и стемнело. Я снова глянула в окно и обнаружила, что Останкинская башня светится в темноте. Зажглись окна-глазки, а самую широкую часть башни, там, где ресторан, опоясала улыбка света. Мне показалось: башня мне подмигивает.

И тут… на меня снизошло озарение. Варя уже вышла в прихожую. Тогда я аккуратно положила свою тетрадку прямо на закрытую кастрюлю с овощами.

– Иду, Варя, уже иду!

Я спустилась в подъезд, но выходить не стала. Прислонилась к холодной стене спиной и принялась ждать. Минута, другая. Лифт дернулся, поехал. Потом снова спустился вниз.

Из лифта выскочила Тамара с тетрадкой в руках.

– Ты здесь? – с облегчением сказала она. – Держи, ты забыла!

– Спасибо, – поблагодарила я. – Больше ничего сказать не хочешь?

– Ну, извини, – буркнула она, разворачиваясь к лифту.

– Погоди, Тома! На самом деле мне даже понравилось, как вы меня захватили. Это было почти… профессионально.

– А ты откуда знаешь, как профессионалы захватывают?

– Да попала в прошлом году в одну передрягу…

Я сунула тетрадь в рюкзак и направилась к выходу.

– Какую передрягу?

– Пришлось кое-что расследовать.

– По-настоящему?

– Ага. Я спасла одного мальчишку. Мальчишки, они такие… их все время спасать надо. Вы ведь тоже хотели меня припугнуть, чтобы я к брату вашему не совалась?

– Мы думали, ты – Лилия, – призналась девочка, – хотя можно было догадаться. Она же в пальто приходила.

– Она разве сунулась к Сене? – удивилась я. – Как я поняла, она на Варю кричала.

– Нет, на Сеньку, – покачала головой Тамара, – она к нему ворвалась и принялась раскидывать его рисунки. А он как раз новый комикс рисовал. Так она порвала его альбом!

«Бедняга Сенька, – подумала я, – попробовал бы кто-нибудь порвать мой альбом».

– А еще она его схватила за шиворот и принялась трясти!

Даже в тусклом освещении подъезда было видно, что у Тамары глаза блестят от слез. Я приблизилась и погладила ее по руке.

– Он маленький, что ли? Почему он не вырвался?

– Он большой! Но… слабоумный. Он отстает в развитии. Но рисует здорово. Ему за это деньги платят.

– Тома… А ты не помнишь, что Лилия приговаривала при этом?

– Кричала, что он решил ее опозорить! То есть они с Варькой.

– Каким образом? Он что, про нее комикс сочинил?

– Да в том-то и дело, что нет! Он ее в жизни не видел!

– Может, Варя что-то подсказала?

– Она этой Лилии боится до смерти. Если Варьку выгонят – конец. Нам всем.

Размышляя о том, что мне рассказала Тома, я вышла из подъезда. Подошла к кормушке, высыпала через боковое отверстие в коробке крошки хлеба. И только потом вспомнила о серебристом джипе. Он так и стоял у подъезда. Я подошла поближе. Водителя нет. На стекле знак: «Ребенок в машине». Внутри – два детских автомобильных кресла.

«Да вы – параноик, мисс Холмс», – сказала я себе с облегчением и потопала к метро.

Вечером я описала свой день сначала Веронике – по электронной почте, потом Анне Семеновне – по телефону.

– Мне кажется, Варя не виновна, – сказала я, – во-первых, она боится потерять работу. А во-вторых… она добрая. Птиц кормит. О родных заботится.

– Вот именно, коллега. Когда вы поступите в университет и прочтете в оригинале Агату Кристи и Конан Дойла, вы поймете, на какие преступления может толкнуть забота о близких.

«Не хочу читать Кристи в оригинале, – подумала я сердито, – хочу рисовать! А кстати…»

– Анна Семеновна! А почему Лилия Леонтьевна так интересовалась рисунками Вариного брата?

– Вы их видели?

– Нет пока.

– Если принесете хотя бы один, я объясню вам, в чем дело.

«Тук-тук!» – в аську постучалась Ника.

– Привет! Как ты там?