Бабёнки зашлись в хохоте, но Ефим Трофимович в перепалку не вступил.

– Эта… Кланя, Валька твой дома?

Федотиха, заведённая подругой, попыталась выбраться из-за стола, однако, покачнувшись, бухнулась на место.

– А тебе на што мой Валька-то? Ра-а-абочий день кончился. Вишь отдыхаем… веселимся.

Из горницы показался Валька и снисходительно оглядел гостя.

– Чё те?

Ефим Трофимович сглотнул сухой комок в горле и проговорил с нервной хрипотцой:

– Пойдём-ка, паря, потолкуем. Не будем понапрасну мешать труженицам села… вечерять.

Уже не прощаясь, Ефим Трофимович покинул ненавистный ему дом. Валька Федотов с неохотой накинул полушубок, вышел следом.

– Ну, чё те? Никак на разборки позвал?

Ефим Трофимович подавил в себе свербевшее внутри раздражение.

– Ты, коли имеешь како-нибудь оружие, бери, и айда со мной, по дороге скажу.

Валька хмыкнул.

– Эвон чо! Я тебе што – шестёрка? Канай отсель, старичок, а то огорчу чем-нибудь тяжёлым.

Трофимович вздохнул.

– Не гунди, пацан, слышь, как собаки заходятся?

Валька было рыпнулся, но собачий вой донимал его уже второй день. С самой зоны их хвостатое племя он ненавидел всем своим гнилым нутром. Первое, что сделал, когда вернулся с зоны – удавил дворовую шавку матери.

– Ну, базарь, дедок. Если толково изложишь, уйдёшь отсюда целым.

– Чужак-то наш, Валя, не простой оказался… Гость у него оч-чень странный. Надо их обоих, голубчиков, успеть прищучить.

– Чё ты на него катишь? Никак срубить хочешь, что тот тя на толковище подсидел?

– Ты, Валя, свои зэковские замашки засунь куда подальше. Я таких героев за жизнь вдоволь насмотрелся. Если кишка тонка, так и скажи. Время дорого.

Валька снова рыпнулся, но очередная волна совершенно дикого собачьего воя заставила его остановиться.

– Ладно, дедок, пойдём, пощупаем твоего фраерка.

У столбушки ворот Ефим Трофимович подобрал своё старое охотничье ружьё и под ироничным взглядом Вальки спрятал его за полу.

– О, дедок, да ты без балды на разборки собрался. Ща-ас, верняк, всех замочим… при таких-то двух стволах.

Возле приземистой избёнки Никитина они остановились. Тускло светящиеся оконца были наглухо задёрнуты занавесками. Изнутри никаких звуков не доносилось.

Ефим Трофимович сдвинул ушанку набок и прислушался. Валька Федотов, несколько растерявший свой гонор по дороге, осторожно спросил:

– Ну, чего там?

– Чево, чево? Сам посмотри.

Старик вынул ружьё и двинул к воротам.

– Подожди-ка, дед, тут вот щелка есть. Дай я сперва посмотрю, партизанить потом будешь.

Пока Валька вглядывался сквозь найденную щелку в занавеске, Ефим Трофимович попробовал открыть калитку, но та была чем-то подпёрта со стороны двора. Краем глаза он заметил, как Федотов резко отпрянул от оконца и на корячках начал отползать от избы.

– Ты чо, Валёк, а?

Но тот сноровисто развернулся, и, уже не оглядываясь, кинулся прочь. Ефим Трофимович бросился следом. Федотова он нагнал уже возле его дома. Парень находился в невменяемом состоянии: глаза бегали, рот кривило от неконтролируемых судорог.

– Стый, слышь, оглоед, стый! Да куда ты, заполошный? Нешто в таком состоянии на глаза людям покажешься?

Но Валька ничего не соображал. Ефим Трофимович ухватил его за шиворот и силком потащил за собой.

– Во-от, а ты боялся.

После нескольких глотков самогона Вальке немного полегчало, и, хотя зубы выстукивали о края стакана неровные ритмы, в глазах появилась осмысленность.

– Ш-ш-то это было?!!

– А чё разглядел-то?

Вальку передёрнуло.

– Да морду… волчью, бля!

Ефим Трофимович усмехнулся.

– И-и, паря, а ты с кондачка хотел разобраться. Толковал же тебе: дело тут тёмное.

Валька отдышался и замотал головой, словно она у него отвязалась.