– Девки, милые, что же вы делаете- то! Мне ведь что – я птица вольная. Сегодня здесь, завтра там. А ты, Анфиса, вдруг что получится, потом будешь век горе маять! И все из-за лаптей со стельками!

– Да люб ты мне! Иди сюда, не думай ни о чем!

Глаза туманом заволокло, в висках застучало.

– Не по-людски это. Что ж я – нехристь какой!

И Олесь сквозь Анфисино объятие руку под ворот просунул и крестик медный в кулаке сжал.

Открывает глаза – лежит он на поляне. Рядом Петрико спит, посапывает, Чалая траву щиплет. Он в одежде своей, при поясе. Только на руке правой от крестика медного кровавый след остался.

– Надо же, приснится ведь этакое!

– Ну, наконец-то просыпаться начали. А я думала, до полудня храпака давать будете. Марья уже завтрак приготовила, а мы с Веснушкой в лесу смородины набрали, – сказала кудрявая черноглазая девчушка и побежала к озеру.

– Смотри, Янка, осторожно, там берег скользкий! – крикнул Лесь.

– Берег скользкий, да еще и жабы водятся, – ответила она и нагнулась за увесистым камнем, – сейчас я ей покажу, как мне воду мутить.

Янка размахнулась, прицеливаясь, но Лесь быстрым и твердым движением перехватил руку, потом осторожно разжал ее пальцы, и камень упал к их ногам.

– Ну, что ты все время хочешь кого-нибудь обидеть? Что сделала тебе эта Божья тварь? – сказал он с упреком.

– Если бы я на нее наступила, то упала бы и ушиблась. А если бы она на меня прыгнула, то у меня по коже пошли бы бородавки, – загибала пальцы Яна.

– Если бы, если бы! – передразнил ее Олесь, – А она вот сидит тихо и смотрит на тебя. И пока только ты хотела прибить ее камнем.

– А что, мне нужно было ждать, когда она возьмет и прыгнет?! – тряхнула девушка кудрями.

– Янка, это ты пришла на ее озеро, зачем же сразу обижать хозяйку, – вдруг улыбнулся Олесь!

– Это она хозяйка?! – вскинула брови спорщица, – Жаба противная! Да если бы ее на свете не было, мир бы хуже не стал. Вон кувшинки да лилии – те хоть красивые, глаз радуют. А эта жаба не нужна совсем.

– Противная, говоришь? А сказку помнишь о царевне – лягушке? А, может быть, и эта жаба – принцесса заколдованная. Вот взял какой-нибудь волшебник и превратил одну принцессу в жабу сроком на три года – наказал за высокомерие. А она теперь смотрит на нас, людей, и сказать хочет: «Любите друг друга, не причиняйте зла ни одной твари Божьей, а то окажетесь, как я, в зеленой скользкой шкурке». Ой, Янка, смотри, у нее в глазу слезинка блестит! Видишь, – указал пальцем юноша, – а ты ее еще обидеть хотела!

– Знаешь, Лесь, – усмехнулась Яна, – артист ты, конечно, хороший, я не спорю, да только с головой у тебя не все в порядке. То у тебя ветер поет, то камень думает. Теперь вот жаба плачет. Брызги из озера в глаз ей угодили, вот и все слезы. Ты бы Марью попросил тебе ирный корень позаваривать, а то свихнешься совсем.

– Эх, Янка, Янка! Сколько с тобой не говорю, а все без толку. Мира в тебе нет, суета одна, – покачал он головой.

– Лесь, Янка, хватит ругаться, – прервал их перепалку низкий женский голос, – идите сюда, смотрите, кого к нам Веснушка привела!

– Кто ты? – спрашивала крутобёдрая пышногрудая женщина ничем не приметную девушку, подводя ее к костру.

– Фанька я, князей Никольских девка. Из поместья в деревню к матери иду. Отпустите меня, у меня брат болен, – со слезами в голосе залепетала гостья.

– Да мы, милая девушка, вреда тебе не причиним, – заверила ее женщина, – Нам бы узнать только, далеко ли до поместья. Что за люди князья Никольские, и любят ли они театр.

– Мы артисты, ездим по стране, спектакли да сказки показываем. Этим и живем, – пояснил Петрико.