Жрец Хофру знал многое. Впрочем, как и то, что мир несправедлив – а потому он покорно кивнул.

– Я буду во Дворце, Говорящий.

– Вот и славно, брат Хофру.

Дворец напоминал пожелтевшее кружево на фоне ярко-синего неба. Он возвышался над городом, бросая на кубические дома серкт резные тени. Он был сердцем города точно так же, как Царица – сердцем народа вечных странников, и потому был прекрасным ровно настолько, насколько хватило фантазии архитекторов и сил рабов.

Хофру задержался ненадолго, рассматривая ажурное плетение баллюстрад, крытых галерей, дремлющих и окутанных полуденным зноем – хотелось ощущать радостное волнение от предстоящей встречи с царицей вечных странников. В конце концов, мало кто удостаивается быть представленным лично! Нобели, конечно, то и дело снуют под носом божественной Териклес, но ведь то нобели, а жрецы и вовсе не бывают в верхней части Дворца – за исключением Говорящего и тех немногих счастливчиков, коих отрядили на поддержку стражей. Но на душе было тускло и серо, словно предстоящая встреча не значила ровным счетом ничего.

«Да ведь так оно и есть», – Хофру поправил капюшон нового одеяния, – «для тебя, хранитель таинств, все останется так, как было, а сама Царица забудет о тебе на следующий же день. Ведь ей ничего, кроме самих Врат не нужно…»

Жрец решительно двинулся к парадному входу, где стояла навытяжку четверка стражей.

Звяк! – алебарды угрожающе скрестились прямо перед носом Хофру, но жрец был готов к подобному повороту событий, спокойно откинул капюшон и пристально оглядел стражей. Один за другим мускулистые здоровяки опускали глаза, и это было приятно – ни один страж не в состоянии вынести взгляда хранителя таинств.

– Мне назначена аудиенция, – прошипел Хофру, – надеюсь, вы не будете меня вынуждать жаловаться Говорящему-с-Царицей?

– Твое имя Хофру Нечирет?

Он даже удивился – тому, что в крошечных мозгах стражей могла появиться хоть какая-то мысль.

– Да, это так.

Алебарды разошлись, и через несколько минут Хофру размашисто шагал по светлому и просторному холлу с замершими по периметру стражами. Мозаичный пол радостно играл на солнце золотыми искрами, и Хофру сердито подумал – как неразумно использовать столь дорогую слюду для отделки пола. Слюду, которую серкт вынуждены добывать почти у края этого мира, у подножия горного хребта на западе…

В холле начиналась широкая лестница, ведущая на следующий этаж Дворца. Поднимаясь, Хофру нос к носу столкнулся с парочкой молодых нобелей в белоснежных мантиях; те окинули его презрительно-боязливыми взглядами, и поспешили дальше. Хофру спиной ощущал их страх, и, положа руку на сердце, было чего опасаться этим юнцам: распространяемые вокруг жрецов слухи о страшных ритуалах, о приносимых жертвах и изготовлении новых тварей были слухами лишь отчасти.

Поднявшись по лестнице, Хофру вновь очутился в приветливом холле с высокими стрельчатыми окнами, где его и поджидал Говорящий.

– Брат Хофру.

– Да, Говорящий, – он чуть заметно поклонился, – надеюсь, я прибыл без опоздания?

– Ты точен, как всегда, – Говорящий растянул тонкие губы в подобии улыбки и жестом пригласил следовать за собой.

В полном молчании они добрались до огромных, в три роста серкт, двустворчатых дверей. Часовые наверняка хорошо знали Говорящего, потому как бросились отворять, непрерывно и подобострастно кланяясь.

– Пойдем же, брат Хофру, – кажется, в скрипучем голосе жреца прозвучала насмешка.

И Хофру шагнул в тронный зал, уже видя Царицу.

…Она сидела неподвижно, напряженно выпрямившись – золоченая статуэтка на деревянном троне, в тени бледно-лиловых драпировок, которыми были щедро украшены стены. Обнаженные руки, увитые золотыми спиралями, покоились на подлокотниках. Изящные ноги, обутые в открытые сандалии, опирались на парчовый пуфик. Простое белое платье было схвачено на плечах пряжками в форме скорпионов.