Чур лукаво подмигнул и привычно улыбнулся своей поговорке. Вешка собрался с духом, вспомнил про долг перед старшими и отчитался:

– Война будет, Чур. Я должен сообщить в Ергу и Велунь. Соберём народ, отгоним чужаков.

Чур стал серьёзнее. Маска весёлости сползла с лица.

– Война, говоришь?.. – Вытащил удило на берег и стал поспешно сворачивать. – Ты наверняка говоришь?

– Враг свирепый. От него не жди пощады.

– А как же слова Йоки про мир?

– Это, может, в Ковкуле так было. А на нас войной враги пойдут. Шаману сам Юмала сказал.

Чуру последние слова не понравились: удило закинул под куст, волосы взъерошил и сел у берега.

– Ты чего?

– Плохо это, Вешка.

– Сам знаю.

– Зачем шаман так сказал? То от него и слова не добьёшься, будет наутро дождь или нет. А тут – война! Это ж не шутки. Неужели выгода ему какая от войны?

– Какая ему выгода? – Вешка не знал, как побыстрее отвязаться от старика и продолжить путь. Идти ещё долго, а уж сколько уговаривать людей поверить в угрозу войны… Вон даже Чур не верит. – У камня, сейда, мёртвый лежит. Сам, говорит, камнем стану. Только не стал. Пена изо рта пошла, а потом… Нет шамана больше.

– Тогда я с тобой пойду, – уверенно сказал Чур да так, что и не возразишь. Но возразить хотелось: куда старику угнаться за ним? Только к вечеру и дойдут. – Скажу, что я шаман. Никто ж в лицо не знает.

Вот эту мысль Вешка посчитал здравой. С Чуром поход хотя и будет занудным, но старичок пригодится. Заговорить кого хочешь сможет.

– А если спросят, сколько тебе лет?

– О, тогда придётся отвечать честно. Я ж шаман всё-таки. И в камень не хочу превращаться, – проговорил Чур, изменив голос. Кощунство – смеяться над почившим, да только Вешке хотелось улыбнуться шутке доброго старика. У них всё могло получиться, и дом будет спасён.

– Эй! – раздался неожиданный девчачий голос. – Меня подождите!

Неужели она? Да как?.. Что ей тут делать?

– Стой, Вешка! Я с вами. Батюшка отправил.

В это, конечно, верилось меньше всего. Старшина никогда бы не послал свою дочь куда-то просто так, без цели. Айна, раскрасневшаяся от бега, но всё равно такая… такая красивая, махала им рукой и бежала навстречу.

«Айна2… Одно только имя её намекает, что никого другого в жизни быть не может. Одна лишь она. Айна. – Стоило дочке старшины появиться, как мысли о подвигах на войне сами собой улетучились. Стали маленькими, как птички, ведь она – это небо. – Только я ей не нравлюсь».

И птичка – мысль о подвиге – расправила крылья и стала орлом. Айна увидит, как он храбро сражается, увидит в нём мужчину.

Да, пока она не любит, потому что не знает настоящего Вешку. Они редко разговаривали, а наедине были всего раз в жизни. Но он бережно хранил в памяти тот светлый день.

Почти вся деревня собирала ягоды и грибы для праздника Солнца. Айна увлеклась: нашла грибное место и, забыв осторожность, ушла далеко в чащу, где уже не было тропинок. И Вешка тоже увлёкся: наблюдал, как она наклоняется поискать в высокой траве грибы, как падают на лоб и плечи её светлые волосы, блестят от предвкушения желанной добычи глаза – озорные искорки, духи леса, танцуют в их глубине.

Вскоре она его заметила, рассказала, что в погоне за грибами совсем забыла про ягоды. Показала пустой короб и засмеялась. У Вешки же оба короба были пусты. Айна засмеялась снова: около уголков губ появились ямочки, а в глазах продолжали танец духи.

– Мы такие недотёпы: даже ягод собрать не можем. Что скажет бабушка, когда увидит?

– И ещё мы заблудились.

– Точно. Нельзя же так.

Тогда Вешка собрался с духом, отбросил прочь мечтания и доказал ей, что он чего-то стоит. Набрал малины целый короб, даже с горкой. Как получилось, сам не понял. Будто Лиеккиё