– Ты – этот месяц! – тычет в него пальцем Жнец.

– Не цепляйся к словам, – отмахивается Одмор, – понял же, о чем я.

– Говори уже, зачем нас собрал, Лютый, и пойду. Мне есть чем заняться, – бурчит Косарь.

Лютый осматривает товарищей, пауза начинает затягиваться, и Пастух нетерпеливо елозит в кресле.

– Тринадцать становится несчастливым числом, – слова легким эхом отражаются от стен.

– И что? – подает голос Сечень.

– Люди начинают думать о плохом, – главный пристально смотрит на товарища, – искать злые знаки. Високосный год для них полон катастроф еще до наступления. Если оставим все как есть, ослабнем.

– Я не верю в это, – легкомысленно смеется Одмор, – это невозможно.

– Потому что тебя все любят? Еще бы, целый месяц праздников. Кути, не спи, обжирайся.

– Ну а что ты предложишь? Убрать Високосный месяц? Чтобы нас двенадцать было? Отправишь кого-то на смерть или возьмешь самоотвод?

– Я самоотвод не возьму. У меня важная задача, урожай абы кто не соберет.

– Мне тоже нельзя, если я не посею, ему собирать нечего будет.

– Я запасаю дрова, – подает голос Сечень.

– У меня скот, – качает головой Пастух.

– И у меня.

– Ага, – грубо поддакивает Мясник.

Одмор осматривает всех сидящих, кто-то изучает столешницу перед собой, кто-то вдруг начинает рассматривать узоры на стенах или ковырять подлокотник кресла. Месяц догадывается, к чему все идет, ведь стоит ему отвернуться, как они глаз не могут отвести от перстней на его пальцах.

– Давайте Лютого уберем, без него вам и запасаться не придется! Будем все вместе развлекаться, а не животы рвать работой.

– Интересные вещи говоришь, Праздник, – хмыкает Лютый, в сторону Одмора по столу ползет морозный узор, в комнате становится холодно, даже осенние месяцы начинают кутаться в одежду. – Разве ж я сдамся так просто?

– Применять силу в Зале Совета! – возмущается Пастух, его легкая одежда не спасает от пробирающего до костей мороза.

– Не испугаешь, – качает головой Одмор. – Даже не смотри так на меня, я же…

– А что ты сделаешь? – Лютый перебивает, смотрит с издевкой. – Блестками меня закидаешь? – Ведет посохом, отзывает холод.

– Так мы ничего не решим, – осторожно намекает Травень.

– Будто я не знаю, что вы уже решили, – Праздник поднимается резко, порывисто. Четыре шага вправо, пять влево. Ходит из стороны в сторону, и только звонкий стук подошв о пол нарушает молчание.

– Нашли наконец причину, да?

– Ты заговоры видишь везде, особенно там, где их нет, – хмурится Сечень, а сам украдкой посматривает то на Лютого, то на Жнеца.

– Я их вижу потому, что вы так себе заговорщики, – фыркает Праздник и продолжает ходить туда-сюда. – Только напомню вам, что никто не знает, кто из нас Високосный.

– Да тут ежу понятно, что ты. От остальных польза хоть какая-то есть.

– Кроме этой компании, которая всех в страхе держит, – кивает на зимние месяцы Одмор.

– Мы часть цикла.

– Каждый из нас часть цикла!

– Что изменится, если тебя не станет? – поднимает брови Жнец.

Неожиданный союз летнего с зимними, раз уж они договорились – такое будет сложно переспорить, решает Праздник. Ком подступает к горлу, но он выдыхает:

– Да люди просто не смогут столько работать без праздников. Вы думаете, я бесполезен, что только и отвлекаю от действительно важных вещей…

– Твое правление получается веселым только потому, что весь год кто-то другой запасается дровами и сеном, сеет и жнет. Зимние месяцы дают время на пряжу, шитье, другое рукоделие. А скот! Его надо вырастить, пасти и заколоть, чтобы ты пришел и устроил гулянья?

– И вы, вероломные, говорите: это не заговор? Вы поделите мое наследие, пока я еще буду биться в конвульсиях с перерезанным горлом, – Одмор захлебывается мрачным пророчеством.