–Боже, и вы что-то там говорили о том, что хотели бы выдать меня замуж за кого-то из ваших представителей? – удивленно проговорила я. – Ведь не факт, что я бы приняла обращение. И что тогда? Мужчина, который был бы рядом, все время боролся бы с жаждой?

– Нет, что ты, – улыбнулась графиня. – Когда женщина иного вида становится единым целым с нашим мужчиной, у него эта жажда приобретает несколько другой оттенок. Она перерастает в жажду защищать ее, оберегать, беречь. Но это только в том случае, если мужчина хочет не только обладать женщиной в постели, а любит ее. Только тогда в его организме вырабатывается нечто, что гасит желание пить ее, а заставляет видеть в ней свою пару. Одну и на всю жизнь. В противном же случае да, у нас очень часто случаются такие истории, когда ваши женщины гибнут рядом с нашими мужчинами. Голод, замешанный на страсти – это гремучая смесь, Софи. Гремучая и губительная. Помни об этом. Господи, что я тебе такое рассказываю? Ты же еще такой ребенок! – спохватилась она.

– Да, мне такие подробности ни к чему, – натянуто улыбнулась я. – Все равно скоро уеду отсюда и забуду ваше общество как страшный сон. Давайте лучше побыстрее покончим с этим. Здесь хоть и красиво, но все равно жутко, – поежилась, окинув взглядом саркофаг Натис.

Графиня кивнула и отошла в сторону. Я же наоборот подошла ближе и, подумав, положила ладони на холодный камень с начертанным на нем именем усопшей. Мало понимая, что нужно делать, поскольку меня никто такому не учил, я просто закрыла глаза и пустила все на самотек. Минута, вторая, третья…сколько времени прошло, я не знала. Ничего не происходило. Никакого тебе тумана и картинок в голове, как тогда с Рики. Посмотрев на графиню, я беспомощно пожала плечами. Та только расстроенно выдохнула.

– Дар только проснулся во мне, – проговорила, убрав ладони с камня. – Может нужно время.

– Может, – разочарованно протянула графиня.

Я отошла от надгробья и задумчиво посмотрела на него. Затем спросила:

– Может у вас есть что-то, что принадлежало ей? Мама иногда, когда нужно было увидеть будущее, брала в руки какую-то вещь, связанную с тем, что ей нужно было просмотреть.

Графиня быстро сняла с запястья тонкую нитку жемчуга и протянул мне.

– Это ее браслет. Я не снимаю его с дня ее смерти.

Взяв в руки перламутровые бусины, я вновь вернулась к надгробью. Положив одну ладонь на камень, второй же сильно сжала украшение. Едва только это проделала, как на меня словно вновь спустился туман и образ маленькой девочки ясно замаячил у меня в голове.

«– Она любит меня. Почему я должна это делать?» – говорила маленькая девочка, сидя на лавке в парке.

Сощурив глаза, словно пытаясь разглядеть, я попыталась увидеть, кому адресованы эти слова, но нет, девочка была в парке одна. В этот момент со стороны дорожки, ведущей к особняку, раздались шаги, и девочка вздрогнула. Быстро схватив лежащую рядом куклу, она запела ей колыбельную. Не прошло и минуты, как она испуганно взвизгнула. Стаф. Конечно. Кто же еще! Я даже злорадно улыбнулась, когда перед глазами замаячил образ младшего сына графини, который выскочил из-за кустов, желая напугать малышку.

– Глупый, – буркнула она, треснув его по плечу. – Вот пожалуюсь ее светлости, она задаст тебе трепку.

– Жалуйся, маленькая ябеда! – захохотал он, потом враз резко серьезным и проговорил, – ладно, будет тебе, не говори, что я хотел напугать тебя. Я просто пошутил.

– Нет, скажу, скажу, – прочирикала зло девочка, показав ему язык. – На щебень тебя поставят, как в прошлый раз.

– Не скажешь, – процедил сквозь зубы мальчик, сощурив свои потемневшие глаза.