– Постараюсь, – ответила я, поцеловав Викторию в макушку. – А теперь беги, тебе нужно ужинать и спать.

– Спасибо тебе, – улыбнулась она и, крепко прижимая куклу к себе, вприпрыжку побежала на второй этаж.

Я же, накрыв картину и вымыв кисточки, закрыла мастерскую и пошла в гостиную, где ужинал Джастин. Усевшись за стол напротив него, я взяла наполненный красным терпким вином бокал и пригубила тягучий напиток.

– Джастин, мне бы хотелось продолжить вчерашний разговор, можно? И я буду с тобой на «ты», хорошо? – неуверенно спросила я.

– Можно, конечно, – мужчина заметно напрягся, услышав такую просьбу.

– Первое, что меня волнует. Твоя жена. Как она погибла? Где она похоронена? Это важно для меня, поскольку Виктория сказала, что в ту ночь вы ссорились сильно.

– Ты боишься, не убил ли я ее? – мужчина пытливо смотрел на меня.

– Ну ты или то, что в тебе. Да, боюсь этого. Я решила сразу поговорить об этом, чтоб не смотреть на тебя еще и с этим подозрением.

– Нет, я ее не убивал. Тело ее так и не нашли, поэтому нечего было хоронить. Нашли только ее накидку в воде у берега озера. Озеро глубокое, есть подземный приток большой реки. Возможно, ее унесло в море. Что с ней тогда случилось, я не знаю. Да, мы поссорились сильно, но убивать ее…я бы никогда и волоска на ее голове не тронул. В ее отношении ко мне и к Виктории виноват я сам. То, что она меня ненавидела в последние три года нашей совместной жизни, больно ранило меня. Но я понимал ее. Любая бы на ее месте возненавидела меня, – сделав отрывистый вдох, будто пытаясь совладать с горем, проговорил он и я поняла, что он перенес что-то такое, что даже словом «трагедия» назвать можно было с натягом.

– А люди, которые живут здесь, ты же им внушил что-то?

– Да, – спустя минуту молчания нехотя ответил мужчина, отодвинув от себя тарелку и вставая из-за стола.

– Но ты же говорил, что не пользуешься такой силой твоего жнеца.

– Иногда пользуюсь. Людей не так просто заставить делать то, что тебе нужно. Особенно, когда нужно, чтобы они никуда не уезжали и ничего не рассказывали. Не убивать же их за то, что я вынужден жить такой жизнью.

– А почему мне не внушил ничего? Это же легко, как я понимаю.

– А ты бы хотела, чтобы с тобой рядом был человек только из-за того, что ему навязли что-то?

– Нет, – согласилась я.

– Вот и я не хочу. Ты мне нравишься, искренне нравишься. Хочу, чтобы так же искренне и я тебе нравился. Все остальное – это безысходность.

– Но я ведь тоже здесь от безысходности.

– Твоя безысходность заключается только в пачке бумажек, которые лежат у меня в столе. Чувства твои свободны. Ты вольна любить или ненавидеть меня. А там жизнь покажет, – закурив сигару он встал и подошел к окну, вглядываясь куда-то далеко, в кромешную тьму.

Я почему-то только сейчас начала понимать, насколько было ему тяжело. Подойдя к окну, я присела рядом с ним на подоконник.

– Джастин, может задам странный вопрос. Но с твоим жнецом можно говорить, я даже не знаю, как это правильно сказать, общаться как-то?

Он посмотрел на меня сверху вниз в удивлении подняв бровь.

– Зачем общаться с ним?

– Мне интересно. Чтобы понимать, что оно такое. Нужно же искать выход какой-то.

– Нет, выхода нет, Алиса.

– А я думаю есть. Просто что-то все упускают. Ты говорил, что дед вел записи какие-то. Мне можно будет их посмотреть?

– Да смотри, если тебе хочется. Но там ничего существенного нет.

– Все равно я посмотрю. Но ты мне так и не ответил. Можно с ним говорить?

– Можно, только в день луны. Но ты этого делать не будешь. Я не дам.

– Почему?

– Елизавета хотела помочь тоже, но произошло непоправимое. Я не хочу, чтобы с тобой стало то же самое.