Губы её дрогнули, но она только закрыла глаза, крупные слёзы скользнули в траву.

Наверное, он забылся полусном, полубеспамятством. Потому что не видел, когда она снова подобралась к нему. Приходя в себя, он почувствовал, как прохладные ладошки трогают его лоб, щёки, и снова захотелось обо всём забыть, только лежать и наслаждаться её прикосновениями. Но он поднял руку, чтобы ударить её, и услышал вскрик:

– Не надо! Не прогоняй! Не прогоняй… – в надломе её бровей было искреннее страдание. – У меня есть то, что тебе нужно, возьми. И тогда я сама уйду.

– Что у тебя есть?

– Моя жизнь. Возьми её всю. Я не хочу, чтобы ты умер.

Так что же, она не пила последнее его дыхание, а отдавала ему своё? Да, он и теперь чувствовал огромную слабость, но уже не смертельную.

– Скажи что-нибудь в своё оправдание…

Она опустила голову и покачала: «Нет».

– Тогда объясни.

Она колебалась, потом через силу проговорила:

– Я из младших. Для меня есть только закон послушания, больше ничего. Если бы я ослушалась, стая наказала бы меня… и всю мою семью. А изгнание из стаи – всё равно что смертный приговор.

Она не поднимала глаз, и Странник слушал недоверчиво – верить после того, что она с ним сделала?

– Но почему именно ты? Или ты из всех самая лживая?

Иттиль медлила с ответом долго.

– Они несколько раз видели, как я украдкой любовалась тобой… и смеялись.

– Вот как… – усмехнулся Рао-тэй, – и ты отдала меня, чтобы над тобой не смеялись?

Она взглянула на него коротко и едва ли не обиженно.

– Полудёнки выпили твои жизненные силы, когда они наполнились любовной страстью… Через положенный срок у них родятся дочери. Твои дочери, Странник.

Дар речи не сразу вернулся к нему.

– Почему ты не ушла теперь с ними?

Она усмехнулась:

– Я так много сделала для стаи… Больше я им ничего не должна, и жизнь моя им не принадлежит. Я сама могу ею распоряжаться.

– Но ты же не можешь без них.

Иттиль посмотрела с печальной укоризной.

– Мне и не нужно. Я поверила, когда они говорили, что никакого вреда тебе не будет. Я просто боялась признаться себе, что не верю им, что знаю – они убьют тебя… Ты прав, Странник, я тоже вампир. Всё время, пока была с тобой рядом, я пила твою жизнь… чтобы отдать теперь.

– Ты сможешь протрубить в рог?

Ни о чём не спрашивая, она кивнула головой и сняла рог, что висел у него на груди. Встала, вытянулась в струнку и изо всех сил дунула в него. Густой и долгий зов поплыл над лесом. В ответ издалека пришёл такой же трубный звук.

– Гон-а-Чейро, – Странник закрыл глаза. – Теперь всё будет хорошо.

Тишина плавала в мареве солнечного полдня, пока её не спугнул треск и шум, долетевший из леса. Шум приближался, и, наконец, продравшись сквозь заросли напролом, на озёрный берег вырвался получеловек-полуконь.

– Рао-тэй! – позвал он и увидел, бросился к Страннику, который лежал у подножия дерева, опираясь на него спиной. – Что случилось, брат?

– Мне нужна твоя помощь.

– Вижу. Но что делает здесь эта пиявка?! – возмущённо громыхнул голос, когда кентавр рассмотрел полудёнку, прижавшуюся к груди Странника. – Ах ты мразь! – он за волосы отшвырнул её прочь и поднялся на дыбы, занося над нею копыта.

– Не смей, Гон! Она вернула мне жизнь.

– Этого не может быть! Ты ошибся! – Кентавр с ненавистью смотрел на Иттиль, закрывшую лицо руками.

– Я велю тебе оставить её.

Копыта гулко ударили в землю рядом с головой Иттиль, и она содрогнулась всем телом. Кентавр отвернулся от неё, как будто враз забыл о существе, не достойном и капли его внимания.

– Что за беда случилась с тобою, брат?! Погоди… Уж не вампиры ли тут пировали?

– Да.

– Но ты мог сжечь их одним лишь взглядом!