– Ты как хочешь, а с меня хватит, пойду обратно в гостиницу, – сказала она. И, не удержавшись, шепотом добавила: – Ты посмотри, как та девица вырядилась! Только в глухой провинции увидишь такую наивную пародию на haute couture. Обнять и плакать. Впрочем, нет, лучше, не обнимать: дешевая синтетика, наверняка колется. Даже смотреть неприятно.

А кстати, отлично девочка одета, – подумала Слава, исподтишка разглядывая долговязую носатую брюнетку с огромными, в пол-лица глазищами. – Этакий героический кэжуал-не-для-всех. И даже не скажешь, что чересчур пестро. В самый раз. Интересно, это какой-нибудь местный дизайнер? Впрочем, мне все равно не пойдет.

Тем временем у нарядной брюнетки зазвонил телефон. Она извлекла его из пришитого к причудливому рукаву кармана, какое-то время молча слушала, наконец ответила на незнакомом языке, судя по интонации, что-то вроде: «Ладно, сейчас буду», – и вдруг…

Роза сдавленно ахнула.

– Ты тоже видела? – подскочила Слава.

– Что именно? – неохотно переспросила мать. И поспешно добавила: – Ничего я не видела. Ты о чем?

– Неважно. Значит, показалось.

Совсем дурой надо быть, чтобы признаться: «Я только что своим глазами видела, как эта девушка превратилась в ворону». И еще большей дурой, чтобы объяснять: «Думала, ты тоже заметила». И спрашивать: «Нет, правда, а куда она подевалась?» Ясно же, что Роза воспользуется случаем и заведет свою любимую песню: «Ты слишком много работаешь, я всегда говорила, что это до добра не доведет». И еще долго потом будет вспоминать, причем совершенно вне зависимости от того, видела она сама чудесное превращение или…

Нет, стоп. Какое может быть «видела»? Люди не превращаются в птиц, так не бывает. Просто девушка очень быстро ушла. А я как раз в этот момент моргнула, а потом на освободившийся стул села ворона. И сразу же улетела, сообразив, что ничего съедобного поблизости нет. А Роза охнула просто так. Кольнуло где-нибудь внезапно, человеческий организм велик, и у него всегда полно идей, как удивить своего обладателя. Чем дольше живет, тем больше идей, будь они неладны. Мой вон уже тоже включился в творческий процесс.

– Как-то она очень уж быстро ушла, эта модница, – наконец сказала Слава. – Я даже не успела понять, что именно тебе так не понравилось. Ладно, бог с ней. Так ты в гостиницу? Тебя проводить? Или просто сказать пароль от планшета?

– А то я не знаю твой пароль, – невольно улыбнулась Роза. – Он у тебя со школьных лет один и тот же: тройка, семерка, туз.

– Времена меняются. Тройка, семерка, дама.

– «Дама» – это что? Небось, год моего рождения?

– Да почему же твоего? Моего. Чем я не дама.

Роза внимательно посмотрела на дочку. Наконец кивнула.

– Ты права. Без бороды и усов – чем не дама. Правда, скорее бубновая, чем пиковая. Но пусть это будет твое самое большое горе, честно говоря.

Иногда, – подумала Слава, – ты вдруг начинаешь вести себя так, что кажется, будто с тобой и правда можно иметь дело.

Но вслух, конечно, ничего такого не произнесла. Не дай бог, мать расчувствуется, передумает возвращаться в гостиницу, скажет: «Пошли дальше вместе гулять», – и остаток дня будет безнадежно испорчен. Ну уж нет.

* * *

Нет, это даже удивительно, насколько меня здесь все бесит, – думала Роза, неторопливо, чтобы не потревожить разнывшуюся с утра спину, спускаясь по узкой улице вниз, к реке. – Объективно-то, город как город, далеко не худшее, что можно встретить в Восточной Европе. Не в моем вкусе, но ничего такого, чтобы с ума сходить. Устала я, что ли? Похоже на то. Дурацкая все же затея это совместное путешествие. А то я раньше не знала, что Славке со мной уже давным-давно не о чем говорить.