– Заметили, но забыли. Это я постарался – полчаса стереть из памяти просто. А сейчас тебя уже месяц как дома нет.
– Месяц? А мама как же? Она ж с горя умерла уже, наверное!
– Не умерла, поседела только. И глаза выплакала. Помнишь дождь соленый в червивой яме? Да и сейчас такой же заморосил. Это она плачет.
– Что ж я ползу-то тогда еле-еле?!! МАМА! Не плачь!
Побежал Коля к вулкану – ни усталости, ни жара не замечает. Прыгнул в жерло, не задумываясь.
Домовой только крякнул от удивления:
– Ну, малец, ну даёшь!
Вулканическая лава жгла, но не сжигала – тело к этому огню оставалось нечувствительным, но душа – она горела, полыхала, выгорала от испепеляющего гнева, от бессильной ненависти.
– Неужели я так умудрялся злиться? И я тону теперь в этом? Я обречён так существовать вечность?!!
Обеты
Ивана и Философа вывели из изолятора временного содержания, и вот уж ворота темницы с лязгом захлопнулись за спиной.
– Свобода-а! Родненкая-а! – закуражился, затанцевал Философ. – Сказочник, не стой столбом, пойдём скорей!
– Куда?
– Как куда? Гулять, свободой наслаждаться!
– Мне же Правду искать надо.
– Да если она есть на свете белом, то сама когда-нибудь найдётся, пойдём скорей. У меня братанов на воле столько, что тебе и не снилось! Отметим освобождение, девчонок позовём. Пойдём, братишка!
– Прости, брат, я не могу, меня мамка на такое не благословляла.
– И что, расставаться? Как же так? Слушай, а что если так сделать: сначала я с тобой похожу, Правду поищу, а потом ты, если Правду не найдём, со мной по жизни пойдёшь. Лады?
– Лады, но Правду как попало не отыщешь. Надо обеты сначала дать на то время, пока Правду искать будем.
– Без проблем, дадим – диктуй!
– Первый обет – от мира отречься со всеми его радостями и горестями, с любимыми и врагами ради Правды Святой. Умереть для мира ради неё. А саму Правду ложью не оскорблять.
– Только на «пока ищем»! Обещаю!
– Второй обет – не заботиться и не печалиться ни о чём, что в мире есть, даже о том, что мамки о нас печалятся, что кушать нечего и что помереть ненароком можем, – лишь бы Правду Святую встретить!
– Обещаю! – легко и беззаботно махнул рукой Философ! Его всё больше занимала серьёзность Ивана-дурака. – Это даже интереснее девочек будет.
– И третий обет – уклониться от мира сего в странничество: ни к чему душой не прилепляться, нигде надолго не оставаться и ни на мгновение не забывать о том, что нас Святая Правда ждёт.
– Договорились! – Философ протянул Ивану руку.
Словно током пронзило их рукопожатие. Отпрянули они друг от друга, не ведая того, что это Мнень злорадно закрепил их пари рубящим жестом и – неслышно для них, но громогласно по всей вселенной – торжественно объявил:
– Если они Правду в мире не найдут – Иван, как Философ, по жизни пойдёт!
И пробормотал под нос:
– А то, что через обеты свои на первые три ступени Монашеской Лестницы вскочить попытались, тоже неплохо – больнее свалятся! Без духовных наставников эта лесенка к истине ещё никого не приводила!
Иван наконец-то поинтересовался:
– Кстати, Философ, а как тебя по-настоящему зовут?
– Не скажу. Я ж по твоей милости ради Правды от всего отрёкся, значит, и имя мое вместе с мамкой моей в прошлом останется, пока мы с тобой Правду ищем.
– Мне же интересно! Сказать-то трудно, что ли?
– Теперь – невозможно! – сказал как отрезал Философ. – Пойдём.
И друзья зашагали туда, куда их глаза глядели.
Горы обид, море слёз и золотые пески
Коля, испепелённый душой, бессильно погружался всё глубже и глубже в жерло вулкана. Казалось, что уже сотня лет прошла с той поры, как он окунулся в огненную лаву.