Все еще твоя невеста? (зачеркнуто, скомкано, выброшено в мусор)

На утро будильный камень не простучал. Он был безнадежно сломан и горсткой обломков лежал на прикроватной тумбочке. Я ни на секунду не усомнилась в том, кто причастен к этому. Месть была неубедительной, но причинила мне кое-какие неудобства.

Из-за этой маленькой неприятности я пропустила не только утреннюю тренировку, но и два первых урока. Учитель обычно ко мне относился благосклонно, но сегодня, был не в духе, и устроил разнос. Его не интересовали причины, он был равнодушен к тому, что я тяну двойную нагрузку. По его мнению, лучше бы я делала какое-то одно дело хорошо, чем два плохо. В глубине души я с ним согласилась, молча достала учебники и до конца уроков притворялась, будто меня нет.

Освальд наблюдал за мной со своей задней парты, от него легкой волной шло спокойствие и добродушие, будто вчерашний вечер и впрямь обернулся мирным чаепитием. Я села вполоборота и украдкой взглянула на него. Очень худой и высокий, в свободной, просто скроенной рубахе, он сидел, вытянув под столом длинные ноги с узлами больших коленей. Тут я вспомнила одну вещь, которой раньше не придавала значения из-за множества других проблем. Освальда не было на экзамене. Мало этого, за все время, что он учился со мной, учителя ему никогда не делали замечаний и ни о чем не спрашивали, даже если он опаздывал или занимался на уроках чем-то посторонним, а он занимался, причем постоянно, открыто, нахально испытывая их терпение и ничего не получая за это в наказание.

Что-то было в нем такое, что отличало его от остальных учеников, какая-то уверенность, далекая от наглости самовлюбленного Комира. Он оказался старше, чем я думала вначале. Его худоба заставляла верить, что он одного возраста со мной, но, при более внимательном взгляде становилось ясно, что он скорее ровесник Альберта, и ему идет или уже исполнился двадцать пятый год. Кучерявые густые волосы Освальда блестели на солнце. Он был скорее обаятельным, чем красивым.

«Кто же ты такой? – с досадой подумала я. – Неужели просто дружелюбный прихвостень Комира?»

К моему удивлению, после урока тощий Освальд сам подошел ко мне, и непринужденно начал разговор пока я заталкивала учебники в сумку:

– Привет, Лисичка! Как дела?

Мои нервы, натянутые усталостью, недосыпанием и чувством опасности подвели, и я резко выпалила:

– Во-первых, не называй меня Лисичкой, для тебя я Александра. А во-вторых – отстань от меня. Передай своему хозяину, что я не стану ему помогать.

– Вот и умница! – спокойно сказал Освальд, будто я не орала на него только что. – Комира давно надо было поставить на место, но никто не хотел связываться.

– И ты, похоже, тоже, – недовольно буркнула я, быстро остывая, и уже не понимая, почему сорвалась на крик.

– Меня Освальд зовут, – продолжал он.

– Я знаю, как тебя зовут. Я учусь с тобой почти год. Тебе что от меня нужно, Освальд? Дружба за услугу, как Комиру?

– Нет. Мне просто нравится, что ты не боишься его, и я хочу тебе помочь.

– Ты его тоже, похоже, не очень боишься.

– Я? Его? Нет, конечно, – Освальд говорил и легкомысленно вертел на ладони небольшой хрустальный флакончик с зеленоватой мутной жидкостью. Всмотревшись, я узнала в ней сильную кислоту, одной капли которой хватило бы, чтобы прожечь дыру в полу до самого подвала академии. Мои плечи стянуло напряжением, но Освальд подкидывал флакончик так легко и ловко, словно был циркачом и всю жизнь только этим и занимался.

– Что тогда ты делал в комнате Комира вчера? – постаралась я игнорировать кислоту, но мыслями все равно возвращаясь к ней.