Делать нечего, собрался Данила в самую чащу леса наведаться в гости к Анке-хулиганке, дабы меч свои вернуть.

Шел долго белокурый удалец, сквозь чащу пробирался. Так далеко зашел, что и дороги обратной не сыскать. Вдруг встала у него на пути стена деревьев высоких, а меж стволами паутина плотным слоем. Попытался удалец порвать паучью сеть, да только шаг сделает, а за ним уже новое полотно сплетено. Стал тогда думать храбрец, как проход себе расчистить. Увидел он невдалеке огромный муравейник, сломил острую ветку и засунул прямо в кучу моровию*, а сам прилег под теплым солнышком и задремал. Как проснулся Данила, вытащил палку, всю муравьиным ядом* пропитанную, и давай паутину терзать. Обжег все нити паучьи этим прутом, и не смогли они боле соединиться. Так и прошел храбрец дальше.

Идет, а впереди колючего кустарника целое поле и тропинки разные выходят. Зашел Данила-храбрец в лабиринт лесной, а путь найти не может. Дорожки одинаковые, кусты похожие, нет знака никакого. Устал молодец сквозь колючек бродить, присел и тут разглядел меж кустов цветочки марены красильной*. Вспомнил Данила, как бабушка из ее корней краску делает краповую. Тогда вырвал он корни этой травы, кору счистил и начал ей помечать те кусты и повороты, которые прошел уже. И ежели возвращался к отметкам своим, в другую сторону шел. Так и выбрался из замысловатого лабиринта.

Тут видит на пригорке сад прекрасный, частоколом огороженный. Осталось только поле цветочное перейти. А над полем туман сизый* в два аршина высотой. Вспомнил Данила, что бабушка предупреждала его о хитрости Анки-хулиганки, присмотрелся и узнал цветочки эти лесные. Непростые они, сон-трава* называют их в народе, и если пыльцы вдохнуть чуть, то уснет человек на долгие часы. А облако над землей все этим цветнем* наполнено. Стал удалец думать, как ловушку эту обойти и не уснуть сном непробудным. Рассмотрел он, на краю прогалины дудник возвышается. Внутри то его толстый стебель пустой и из него отличная трубка получится может. Наломал Данила побегов, выше тумана сонного трубку поднял и стал дышать через нее, пока все поле не прошел.

Передохнул белокурый храбрец и к землянке направился. Вдруг из-за дерева как выскочит на него девчонка: носик вздернут, глаза озорным огоньком светятся, коса русая вокруг головы заплетена, и давай кричать: «Чего явился? Не звала тебя! Не пущу в дом, не покажу ничего! И меч не брала я твой, больно он нужен мне!»

Смекнул сразу Данила-храбрец, кто воришка, и говорит: «Так откуда знаешь тогда, что я за мечом пришел?»

Смутилась Анка-хулиганка, щеки алым вспыхнули, глаза отводит, а сама не признается: «Да я так… Просто… подумала…»

Понял удалец, что стыдно воришке стало и сердится на нее перестал.

–Верни, сделай милость! Это отца подарок, дорог он мне очень. Да и зачем он тебе, разве заходят разбойники в такую чащу?

Расплакалась девчонка, села на лавку, слезы глотает. Присел тогда рядом Данила, обнял ее за плечи, успокоил и все рассказать попросил.

Оказалось, что Анка- последняя в роду известных лекаршей лесных, которых очень почитали в древние времена. Выращивали они много трав разных и особый цветок Яртышну* великолепную. Свойств он был магических, любую хворь победить мог. Кто цветочек при себе держит, тому удача во всем улыбается, болезнь отступает, красота и достаток прибывают. Да только не спас он лекаршей от злобных шишиг*, которые заманили женщин к реке, да утопили всех от зависти к их красоте и умениям. Осталась только Анка. Но не смогла малышка справится с нехорошими людьми, что стали являться и Яртышну рвать без меры. Последние пять цветочков спрятала девчонка и накрыла колпаком из самоцветов, да замок установила, чтоб никто добраться не мог. С тех пор много заграждений к дому своему настроила: и паучью стену, и колючий лабиринт, и поле сон-травой засеяла, и никого не пускала.