– Сто пятьдесят.– Словно угадывает мои мысли Мишка и, расслабившись тоже, откидывает голову назад, закрывает глаза, начинает насвистывать что то. Рея Чарльза. Шадэ? Не могу угадать.

…Всего три дня назад Ворохов упорно передвигал стремянку на веранде моей новоприобретенной дачи, расписывая потолок солнечными брызгами, сиреневыми гроздьями, и чем то еще.. Птицами, с непонятным, феерическим просто оперением.. Павлины, фазаны.. Бог ведает.. Разве залезешь в Мишкину божественную голову и поймешь, что там?! Этого ему стало мало. Пока мы с нею носились на машине туда сюда, разрываясь между коробками с книгами, посудой, бельем и другими мелочами, которые непременно, по ее разумению требовательной хозяйки, должны были быть на даче, Мишка умудрился оббить розовым фаем на шелке комнату второго этажа, сделав из нее какое то нежное подобие версальского будуара, безжалостно вышвырнув оттуда все старье: сломанные, хриплые часы с боем, продавленную кровать, скрипучий плательный шкаф.. Взамен всего этого он откуда то притащилсофу на бамбуковом каркасе с очень легким матрацем, вместительную и удобную для нее, двакресла в такой же гамме, и ковер. Розовые и белые лепестки пионов, выпавшие на пол из саксонской вазы.. По ковру она наотрез отказалась было ходить, но увидев Мишкины страдающие глаза, круглые от недоумения, рассмеялась, и осторожно наступила на пионовый лепесток своей крохотной ножкой..

Но больше всего ее обрадовал стол: обыкновенный письменный, оббитый потертым синим сукном, с верхним бюро и ящичками, на толстых львиных ножках. Его привезли на старом пикапе два каких то подозрительных черноволосых жиголо в желтых рубашках с оторванными карманами.. Таких я видел несколько раз в наших пыльных антикварных магазинах, в салонах с блю – тузами, гаджетами и всей прочей модной ерундой, но никак не мог подумать, что они еще и грузчиками могут быть.. Впрочем, при Мишкиных то чаевых.. все возможно. Это сегодня он вел себя не так, как всегда. Сегодня. Да…

Сворачивая на шоссе, ведущее к дачному поселку, я с облегчением вздыхаю, чуть прибавляю скорость, и уже через десять минут перед нами – распахнутые воротца, свежевыкрашенная калитка, гряда шафрана.. И Аня Ворохова на крыльце, в бейсболке, шортах, полинялой рубашке из мятого ситца и ворохом мокрого белья в корзине..

– Что?! – Мы оба вылетаем из раскаленной железной коробки, как пули.– Что случилось? Что- то с ней? … опять приступ?

– Нет. Все нормально. Анька ставит корзину на крыльцо, вытирает нос ладонью, как пацаненок.. – Стираю просто. Это шторы. Я прямо их мокрые сейчас на окно повешу… Солнце невыносимое..

– Где она?! – Не слушая Анькин лепет, забыв про Мишку, я несусь на второй этаж, роняя на ходу из карманов рубашки и брюк ключи, портмоне, что то еще… Влетаю в розово – шелковое великолепие, во все эти брызги солнца, и замираю на пороге. Она стоит на стремянке, подняв руки кверху, держа в них воздушное облако тюля…

– Боже мой, наконец то.. И весь обед остыл давно… Мы вас ждем – Она улыбается, как то мягко, чуть виновато.. – Я и позвонить Вам забыла… Прости. Вы заказали шкаф? Книги на полу..

– Да, все нормально. Завтра к вечеру – заберем. А зачем ты наверху?. Слезай. Голова закружится.

– Мой голос обретает командные ноты. К щекам приливает кровь. К вискам – тоже. Только что до меня дошел весь ужас того, что могло бы быть…

– О, боже! Сейчас же слезай! Как ты забралась туда?

Я хватаю ее в охапку, стягиваю вниз, тоненькую, легкую: под тонким зеленым платьем нет почти ничего.. И на ногах крохотные белые носочки. Она – сущий ребенок.. Держа ее в руках, упав с нею на софу, я ожесточенно разминаю пальцами ее стопы, пятку.. мизинец.. Их стянуло судорогой. И как она стояла на перекладине?!