Зыбочник (перестал храпеть). Это кто тут, подкравшись на цыпочках, меня разбудил? Конкурент?
Злыдня и Хмыра. Да. Это Громовой.
Зыбочник (продрал глаза). Секундочку! Хухлик, это ты, что ли? Тоже мне конкурент!
Громовой (испугался, оскорбился). Ты перепутал меня с кем-то! Я Громовой, выдающийся вокалист!
Зыбочник. Да брось ты, Хухлик, знаю, кто ты! Я собрал досье на каждого. Ты — хулиганистый ряженый чёртик. Что же стыдишься своего происхождения? Вот я — Зыбочник, и ни за кого другого себя не выдаю. Ты сделал карьеру — молодец! Только вот жалко, что крику и гонору больше, чем пользы.
Громовой (обиженно). Требую оградить меня ото лжи и клеветы. И вообще, меня опять обижают! (Вдруг гордо.) Да! Я — Хухлик! Но в душе я — Громовой, потому и взял такой творческий псевдоним.
Зыбочник. Ладно, если не хочешь, никому не скажу, не выдам твою тайну.
Громовой. Не выдашь? Точно?
Зыбочник. Слышь, конкурент, что ты там придумал с болотом? Ну давай, расскажи, чтобы нам потом не повторяться в наших интригах.
Громовой. Это кто меня выдал?
Зыбочник. Да ладно тебе! Нам дружить надо, авось потом пригодится. Ты можешь испортить свойства туманной пелены?
Громовой. Могу. И сделаю это так, что никто не свяжет это с моим именем. Никто даже не поймёт, как оно получилось.
Зыбочник. И я могу. Давай так: если нам не достанется невеста, оставим после себя пепелище.
Громовой (смеётся). Давай! А ты что можешь сделать?
Зыбочник. Дыру в пелене.
Громовой и Зыбочник хохочут.
Зыбочник. Рассказать?
Громовой. Так люблю хорошую интригу! Давай, слушаю!
Громовой и Зыбочник подвинулись ближе друг к другу и шепчутся. Злыдня и Хмыра перестают обмахиваться ветками, на цыпочках подбираются ближе и внимательно слушают.
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
Кикимора и дядя Гриша нежно смотрят друг на друга.
Дядя Гриша. Ну, здравствуй, Кика.
Кикимора. Ты — и в нашем болоте? Какими ураганами в наших краях? И как ты сюда проник?
Дядя Гриша (прячет взгляд). Я помню нашу с тобой заветную фразу: эти несложные слова когда-то придумала ты. В молодости нас переполняли чувства, ты обожала всё, что тебя окружало, и говорила: «Как я люблю солнце, лес, Язельское болото и тебя, любимый мой!»
Кикимора. Я сейчас заплачу.
Дядя Гриша. Ты не захотела выйти за меня замуж и стать Кикиморой домашней, боялась, что заест суета и текучка. Что ж поделать? Ты всегда любила жизнь активную. В результате отдала руку и сердце Водяному, стала Кикиморой болотной, родила дочь. И заклинание укоротилось до «Как же я люблю наше Язельское болото!» и превратилось в пароль для входа в утреннюю пелену.
Кикимора. Вместо фейсконтроля.
Дядя Гриша. Люди с земли Коччойяг тоже любят наше Язельскую трясину. Осенью здесь красота неописуемая. А ягод… Каждый, кто приходит в эти места, произносит твою заветную фразу. Просто не каждый понимает, какие возможности дают эти слова.
Кикимора. А почему ты здесь? Зачем пришёл?
Дядя Гриша. Да хочу выяснить, кто издаёт эти страшные звуки с болота. Надоели катаклизмы, снег летом и ураганы с градом!
Кикимора. И как? Узнал?
Дядя Гриша. Да. По-видимому, твоя дочка выросла, и вместе с ней выросли и её проблемы.
Кикимора. Эта девочка — лучшее, что есть в моей жизни! Она моя гордость, красавица, нежная, трепетная, непримиримая! Кстати, женихов созвали, сегодня кастинг. Ты знал об этом?
Дядя Гриша. Нет.
Кикимора. Обещали приехать восемнадцать претендентов, доехали только два. Слабонервные попались. Кто-то оглох, кто-то передумал, кто-то встретил свою любовь по дороге к нам. Ничего! Добрались самые выносливые!
Дядя Гриша. Кика, любимая моя, я пришёл не только потому, что соскучился. У меня деловой вопрос, и мы с тобой должны его решить. (Достаёт скомканную бумажку, разворачивает.) Я тут законспектировал несколько тезисов. Назвал документ «Катаклизмы по пунктам». Первый пункт. Ураган и поваленные деревья — это, видимо, от криков Криксы.