– Как мне пройти сквозь эту стену?! – с отчаянной мольбою восклицаю я.

– Через дверь, – отрезал вурдалак, даже не взглянув в мою сторону. Всю радость продажи с его лица сдуло винными парами.

Спустя несколько томительных секунд отчаяния я замечаю табличку, мною же повешенную. Иду на нее, как на единственный свой ориентир, как на знак свыше, как на свет в конце туннеля. Я выхожу из винной лавки.

Что же, настала пара отправиться за тем, ради чего моя вылазка из дома и была предпринята. Правда в ту же секунду я оказываюсь на распутье. Справа – рыбный отдел, чуть левее птица, а совсем влево мясо. Рыба не мое любимое блюдо, слишком уж много мороки с ее готовкой, но как-то уж слишком маняще сверкает чешуя, приманивая меня своим блеском. Ради любопытства задерживаю дыхание и ныряю вправо.

Я не рассчитываю найти волшебную рыбку, исполняющую заветные желания. Но приглядываюсь к рыбкам, что способны утолить гастрономические потребности.

Вы совершенно точно знаете, как пахнет в рыбных отделах. Этот запах – одна из причин, почему я отдаю предпочтение мясу или птице. Но что заставляет мои слюнные железы работать на полную, так это рыбка копченая. Самодостаточная, но тяжелая закуска. Такое естся лишь по настроению время от времени. Я уже решаю, что побалую себя этим вечером, сменив свои духи на дымок копчения, но останавливаюсь, не доходя до коптильщиков. Кажется, мне придется вернутся в винную лавку к тому мрачному вурдалаку. К рыбе полагается белое вино.

– Два в одном! – приветственно восклицает женщина, всем своим видом напоминающая каракатицу в конфузе – вся в чернильных разводах сомнительного происхождения. – И украшение, и блюдо!

Я оценивающе гляжу на переливы чешуи. Мое мнение: три в одном. Русалочью чешую можно пристроить в качестве интерьерного решения. Один мой товарищ сделал себе занавески. Они, почти как ловец солнца, ловят на себе солнечные лучи, а после причудливо отблескивают на полу.

Правда несмотря на то, что чешуя у русалок в целом крупная, все же в области хвоста она счищается с трудом. Для этого нужен специальный нож. У меня есть такой нож.

– Хвостики мясистые, свежие, – распевается каракатица.

Нет, что у нее с лицом? Это что, новые тенденции в макияже? Особенность пигмента кожи? Я не осуждаю, просто задаюсь вопросом. Так что не спешите обвинять меня в снобизме или в ином грехе! К тому же, чуть позже я нахожу разгадку. У женщины совсем недавно произошел скачок давления, о чем она негромко посетовала в перерывах нахваливания своего товара. У нее из носа пошла кровь, а кровь, как уже стало понятно, у нее черная. Но это ее не остановило, она продолжила выполнять свою работу, невзирая на самочувствие. Настоящая демоница!

Выбираю хвостик, прошу завернуть. Женщина все болтает, ловко орудуя крюками и упаковочной бумагой.

– А ведь плавала еще вчера, бедняжка, – приговаривает она. – Любила иль страдала от разбитого сердца. Может из дома сплыла, а может, наоборот к деткам спешила. У русалок ведь большие семьи всегда.

Она задумчиво проводит пальцем по ярко-розовой чешуе.

– Эту, кажется, сегодня ночью привезли. Да-да, точно. Сегодня. Этих вот, – крюком, которым подцепляла с прилавка хвосты, женщина показывает на те, что остались лежать. – С вечера заготовили. Поглядите только, розовый хвост один только. Точно ночью привезли. Бедняжка, такая у нее судьба, конечно.

– Какая? – ловлю продавщицу на болтливый крючок, но она тут же осекается.

Боится, что я могу передумать, дескать, если русалка провела последние часы в страданиях, то чешуя окажется слишком твердой, а мясо прогорклым. Но я убеждаю ее, что для меня это не имеет никакого значения. Я умею готовить даже самое страдальческое мясо так, что всем будет казаться, будто носитель этого мясца при жизни вообще никаких бед не знал.