И многие, подражая современно окольцованной подруге, пробовали. И у них получалось – лапы у цапель широкие и устойчивые, а поджатая нога и в самом деле могла немного расслабиться. Цаплям это очень нравилось. Конечно же, они не были настолько внимательны, чтобы заметить, что отдыхает у модницы всё время одна и та же нога. Но и на этот случай предусмотрительная Цапля приготовила подходящий ответ. Она объяснила бы самым подозрительным, что, по условиям опытов, ей велено почаще прятать уж очень ценное и дорогое кольцо в сухие перья и пух.

Постепенно нога у Цапли совсем зажила. Взлетая, она заново научилась лихо отталкиваться от земли. Но всё равно Старая Цапля часто поджимала вылеченную лапу, чтобы от болотной сырости не постанывал по ночам и на плохую погоду сросшийся перелом. Бинты к тому времени совсем истрепались. И Цапля, забравшись ночью в заросли лилий, кувшинок, камыша и осоки, содрала их клювом. Подругам она объяснила, что посетила учёных, и они сняли кольцо для дальнейших изучений и опытов.

Подошла весна. Как и все птицы, Старая Цапля начала тосковать о родном доме, о гнезде на сосне в болотце, откуда впервые поднялась она в лазурное северное небо, где вылупились из светло-голубых яичек её братья и сёстры и появились на свет её дети. Очень скучала Цапля и по семье священника и мечтала свидеться с ней. Особенно часто вспоминала она румяного, весёлого и доброго малыша, который нашёл её и с которым они так подружились. Когда начался перелёт на север, Старая Цапля отправилась, пусть медленнее, чем вся её стая, к родной стороне.

В семье священника тоже очень ждали Цаплю и были уверены, что весной она обязательно заглянет к ним в гости. Братья и сёстры за прошедшие полгода чуть-чуть подросли и повзрослели, но младший по-прежнему называл цаплю «саплей» и «сапленькой». Весной он каждый день выходил на крыльцо и подолгу смотрел в небо на вереницы и клинья птиц.

– Это наша сапля летит? – спрашивал он у старших. – Сапля! Сапленька! Ты не забыла про меня? Мы же с тобой длузья! – звал малыш и махал взятым у сестры платком всем подряд пролетавшим под облаками крупным птицам – журавлям, аистам, гусям и цаплям.

Но малыш так и не дождался своей Старой Цапли, им не суждено было свидеться ещё раз. Цапля, научившая своих подруг стоять на одной ноге, умерла той весной по пути к родному дому. Нет, она не погибла! Как и прошлой осенью, когда на неё обрушились несчастья, она не сдалась, до конца дней своих Цапля летела. Она умерла от старости. А от этого когда-нибудь умирают все птицы на свете.

Жила-была Пчёлка – пушистенькая, рыженькая, брюшко полосатенькое, жужжала с утра до вечера, с цветка на цветок перелетала, мёд собирала и в улей несла – обычная, в общем, молодая пчела.

Вот только трудилась она так, трудилась да и решила однажды: «Надоело на одном поле кружиться! Так и вся жизнь мимо пройдёт. Полечу-ка я счастья искать. И мир посмотрю, да и себя покажу».

Не то чтоб ленива была наша Пчёлка, нет. Даже нравилось ей нектар сладкий хоботком из цветков брать, соты мёдом в улье заполнять, а заодно и пыльцу на ворсистых лапках с растения на растение переносить – опылять их, жизнь им давать. И не то чтобы одиночество её в путь-дорогу погнало. Общительной была Пчёлочка – подружек хоть отбавляй! Соберутся, бывало, поутру, росой свежей умоются да и отправятся стайкой в поле благоухающее. Поработают дружной артелью и в хороводе весело вертятся – а что ж им не кружиться-то? Молодые как-никак – жужжат, песенку пчелиную поют. Вроде всё у неё было как и у других в огромном рое. Да вот поди ж ты, забожилось ей: «Полечу, да и только! И никто мне в этом деле не помеха!»