Кучак одобрительно поднял большой палец вверх. Максим, от удивления, прекратил чесаться, а Летописец бросил дрессировать глуповатого таракана, прихлопнув его книжкой.

– Теперь моя очередь – Лёша Толстоватый попросил слова – стихи.

– Только не длинные – заволновался Чернинский – места мало на листке и паста на исходе.

– Хорошо, могу покороче:

У повара Василия

Излишество котлет,

Не приложив усилия

Не сходишь в туалет

Конкурсант обвёл взглядом собравшихся в ожидании одобрения, получил его со стороны Тузика и продолжил:

Да при любой тематике,

Ответ всегда один:

Не зная математики,

Не сходишь в магазин.

После некоторой критики, Кучак резюмировал:

– Это назидательная поэзия, в стиле известной Самоцветик из классического произведения Николая Носова.

Тузик поинтересовался:

– Из какого барака этот Носов?

Летописец пошутил:

– Он давно освободился, сейчас классик на кладбище.

– Сторожем что ли?

– Классиком.

– А что классики на кладбище делают?

– Дурень! Они там…

Тузик перебил, не дав договорить:

– Понял, понял, они участки под могилы разбивают…

Больше ничего интересного в тот день не произошло, если не считать, что забредший на огонёк Шота Телавели, поведал грустную историю грузинской мафии.

Дней пять спустя, в столовской очереди выяснилось, что желающих участвовать в конкурсе набирается многовато. Решено было разделить писарчуков на два потока, для отбраковки совсем уж бездарных, а затем провести финальные состязания.

В пятнадцатом бараке, щедром на таланты, что разместился под столовой и имел некоторые отличия от остальных, выявился далеко не рядовой прозаик Юрий Лесаков. До того, никто не подозревал в нём бойкого писаку и оригинального стилиста со своеобразным языком. Он ошеломил комиссию и критиков тремя крупными произведениями: «Штольня воспаривших»; «Гусь в сметане», и «Ягодный бомж». Чернинский и Доброфобов предложили, едва прочтя неожиданную литературу, без обсуждения наградить его главной премией, но воспротивился Кучак, при одобрении Бельшевского. Критик-радикал предложил бренные мысли Лесакова тщательно отфильтровать, а уж потом выносить решение.

Члены жюри слегка попрепирались и пригласили очередного кандидата в трёх лицах. Дело в том, что Леша Константинович Толстоватый, после выбраковки его эссе «Бронзовый царь», прославляющего бомжа при помойке, взял себе в соавторы братьев Коралловых из восьмого барака и они стали строчить под псевдонимом Далшан Арматурин. Перлы коллективного Арматурина оцени ли на четвёрку с минусом. Вот они: «Лень – двигатель прогресса»; «Трудоголик – тормоз прогресса»; «У волка своя правда»; «Правительство с коррупцией едины»; «Редкий чиновник, совершивший головокружительный взлёт, будет посажен».

Эссе Ивана Барковича пришлось забраковать. Оно на 55% состояло из нецензурных выражений. Тот сквернословил в адрес суда и прохожих, которые шляются не пойми где и попадаются под руку.

Чернинский жаловался:

– Воскресенье не гаш день, все расслаблены, не умещается творчество в голове. Володя, дай закурить.

Вовка Летунов хмыкнул:

– Во-первых, обращайся ко мне согласно таланту – Фенимор Пупер; во-вторых – курить вредно не только для здоровья, но и для собственного бюджета…

Воскресным вечером в итоговых новостных программах, ведущие (НТВ – Ирада Зейналова и «Россия» – Дмитрий Киселев) насмерть бились за присуждение истерической премии.

После новостей, за полчаса перед отбоем, к Кучаку, клюющему носом от сонливости, приперлись два жадных уроженца Украины – харьковчанин Трофим Волосенко и подполтавский Селезень. Бывший работник мясокомбината Коля Селезень давненько надоел своей устной поэмой «Мёртвые туши», из жизни пищевой промышленности. В его задачу входило выцыганить у Александра Васильевича нечто сладкое к ночному чаю, и он принялся с лисьей хитростью нахваливать своё шкуродерное произведение.