Да свозил тебя Епрон,

Коль уж не велик урон.

Брат-то справится один?

Ивдинья: Всяк себе щас господин,

Хоть и общее хозяйство.

Янгелия: Господи, да без зазнайства,

Где работники не лόвки

Братовья́ на распиловке.

Столько пиломатерьяла!

Чё их жадность обуяла?

Всё, глянь, мало! Не сидится!

А жене с чего гордиться?

Не прошусь в Москву аль в Нижний!

Это жизнь? Как лес чекрыжный2!

Жалуясь на мужа, Янгелия откровенно важничала, что у их семьи такое доходное дело.

Янгелия: Не могу ведь убедить!

Ивдинья: Ехать всё ж – карман худить,

Коли нечем торговать.

Чё тебе переживать,

А тем паче горевать?

Нешто неча одевать?

Янгелия: Да при чём худить, зорить?

Я хочу ведь сговорить

Съездить, миру поглядеть.

Знамо, есть чего одеть!

Евлоха: Нешто в энтом городишке

Интереснее людишки?

А буквально в это же самое время муж Янгелии Епрон, загрузив на телегу створки новых тёсаных ворот с врезной калиткой, потихоньку вёз их от своей лесопилки, где в столярном цеху они и были великолепно сработаны, к дому заказчика – местного священника батюшки Пилистра́та. Позади Епрона ехал работник также нагруженный гладко отшлифованными столбиками и другим готовым пиломатериалом для установки больших въездных ворот, венчаемых сверху нарядным козырьком.

После того, как проезжие цыгане украли у батюшки Пилистрата дорогущий самовар, причём прямо со стола, стоящего в саду под грушей, он заказал себе добротные ворота, чтобы надёжнее отгородиться от улицы.

Лесопилка находилась за городом, но недалеко. При въезде в Посад Епрон привычно повернул голову в сторону крайнего дома, где жили его родители, и расплылся в улыбке, увидев, что папенька с маменькой, как обычно, восседают на крылечке. Махнув работнику, чтобы тот ехал дальше, Епрон решил на минутку завернуть к родителям, буквально, чтобы «поздоровкаться».

Нила Силовна и Миней сердечно поприветствовали сына, и маменька тут же озабоченно поинтересовалась, не голоден ли сынок Епроша. Но Епрон отказался от еды и чаёв, заявив, что заскочил лишь осведомиться об их здоровье и должен немедленно ехать дальше, ибо изготовленные ворота были довольно дорогими, а потому он опасается, что работник, разгружаясь самостоятельно и бесконтрольно, что-нибудь да сделает не так как надо.

Миней согласно закивал головой, одобрительно прогудев с пониманием рачительного хозяина: «За имя́ не надзирать – честно имя замарать! Те радиво не хлопочут: чё-нибудь да скособочут! А хозяину – моргай! Свой просчёт хошь ругай, коли наворочено, дело опорочено!».

Однако, пока Епрон навещал родителей, его работник укатил довольно далеко. Стараясь догнать первую телегу, Епрон заторопил лошадку.

Уже с утра на городских улочках было теснее обычного, так как через Посад время от времени проезжали нарядные купеческие коляски со следовавшими за ними гружёными повозками и даже обозами, а также направлявшиеся в Крутояры разномастные подводы жителей деревень и селений.

Интересно было смотреть на деревенских мужиков, впервые рискнувших съездить на ярмарку. Держали они себя настороженно-чинно, не спеша проезжая по посадским улицам и с любопытством разглядывая всё вокруг себя, кроме встречных экипажей, видимо, думая, что все без исключения должны следовать только в одном направлении – в Крутояры. Тем самым эти неискушённые путешественники создавали некоторую досадливую неразбериху в движении гужевого транспорта, ибо привыкшие к деревенскому безлюдью и простору мужички совершенно не придерживались привычных правил, а вернее не знали о их существовании. Наверное, поэтому они либо всех подряд пропускали вперёд, создавая затор, либо занимали часть улицы, потихоньку пробираясь к противоположному выезду из Посада.