– Это ты, просто злишься, за то, что ты такое не можешь носить… А я могу. Потому что мальчики браслеты не носят.

И он, опять заулыбался. Она, снова, стала такая – смешная, смешна-ая!.. Он ещё раз посмотрел на неё – проще, не принимая близко к сердцу. Ну-у, точно – она была, ещё ребёнок. Совсем глупышка, в чём-то, и наивная. Ему показалось, даже странным, то, та мысль, что кто-то может ещё не понимать – ведь, действительно! Может ещё не понимать тех вещей, о которых он уже знает давно, то, что для него уже стало очевидностью. От этого он, даже выпрямился, и ещё, с удивлением принялся смотреть на неё. И в нём проснулся, даже, некоторый страх и тревога – трепет, из-за того, что в его руках была совсем ещё юная душа, как чистый, почти, лист бумаги, то есть, она, ведь, зависела ещё и от того, о чём он будет с ней говорить?.. От того, что он ей покажет своим примером? Так замирают, наверное, над каким-нибудь лёгким, лёгким препаратом, который лежит на тоненьком стеклышке, и, вот, только подуешь на него, и он, чего доброго, и улетит куда-нибудь. И ещё, внутри загорелась надежда – большая и радостная, о том, что, ведь, и он может, хоть в чём-то, определить становление её – её внутреннего мира… И, чего только не может он вложить в него, открыть для неё и вписать на карту этого мира нового, прекрасного!..

– Да, да, злишься… И завидуешь. – она легко повернула и наклонила к нему головку, – Ну, ничего, я тебя угощу, когда мы его ку-шать бу-дем…

У него внутри стало тепло – "Какая же она, всё-таки!.. Как много всего хорошего, что уже лежит, как поч-ва! Как много на ней может пре-красного вырасти!"

– Спасибо… Ну, я не буду злиться, ладно… Уговорила. – весело добавил он, глядя на неё, и, теперь уже сомневаясь, даже, что же стоит ему, а что – нет, говорить. – Тем более, у меня же моя, тем-ммм-мная метка!.. Это – моя пр-ррр-рирод-ная кррр-расота! – подшутил он, манерно приставив правую руку с большим, довольно таки, родимым пятном у большого пальца, которое она, шутливо называла тёмной меткой, когда они играли в пиратов, к лицу.

Она засмеялась.

– Глуп-ыыы-ый!.. Ха-ха-хэх!.. Ой-йй… – выдохнула долго. И они немножко помолчали. – Ка-ккк сверчок трес-кочет, а-аа?..

– Да… – кивнул он.

– Ин-тересно, о чём же это мож-но петь, в такое темное время?.. Уже всем спать пора…

Её брат посмотрел на неё смеющимся взглядом – уж ей то самой и в гораздо более позднее время ничего не говорило о том, что пора спать…

– А знаешь, – начал он, радостно, – есть такая сказка про сверчка… Вечернего.

– И, какая это сказка? Прям, про вечернего?

– Ну, вот, одним вечером сидели двое ребят на небольшом холме… Они были брат и сестра.

– Ага!.. Ну, ну?

– Они сидели… И им очень нравилось сидеть.

– Только трава сильно кололась.

– Да, кололась так, что было, аж, весело, и хотелось смея-яяться, просто так!.. Тем более, что и вокруг было та-аа-ак красиво!.. И вот, девочка, которая сидела и задумчи-во любовалась на то, как в небе разгорался прекрасный розовый закат…

– Ничего я не любовалась!.. Я, вообще, к нему спиной!

–…Потому что ей это было гораздо интереснее, чем носиться в догонялки…

– Ах, вот, они, какие у тебя – истории!.. А я то думала всё – что же он там пишет?..

– Ну… Не всегда такие. Эта – сегодня только… Да и, правда, чего было носиться по детской площадке, когда здесь, отсюда… открывался такой ми-ирр! Отсюда казалось всё таким дальним, и таким близким, таки-им большим и необъятным – как, когда зимой, вечером, катаешься на снежной горке, вот, здесь же, даже, с холма, и вдруг ляжешь на снегу… И смо-оо-отришь на звёздное небо!..