Повисло тягостное молчание. Умом Гурвич понимал, что и табурет этот, и маленький размер стола Первого, из-за чего посетитель вынужден был сидеть с ним буквально лицом к лицу, все это – элементы психологического давления. К сожалению, от понимания этого факта лучше не становилось.

– Вы знаете, что про меня говорит этот интернет-идиот? – спросил Гурвича Первый.

Тот от неожиданности не нашелся, что ответить, промямлив нечто нечленораздельное. Гурвич ожидал, что Первый начнет разговор с главного, и уже вспоминал первые фразы своей защитной речи, но этот вопрос окончательно выбил его из колеи.

– Нет, не знаю… Хозяин, – подал он наконец голос. К его небывалому изумлению, голос почти не дрожал, лишь чуть запнувшись при обращении к Первому.

– Ну а в самом деле. Как мне его еще называть? – думал про себя Гурвич. За глаза все граждане России называли президента Первым. – Все лояльные граждане, – мысленно поправился Гурвич. Они понимали, что западное слово «президент» уже не вмещало в себя весь тот функционал, все особенности их лидера. Слово «Царь» было более подходящим в данном случае, но его все еще стеснялись вводить в повседневный оборот. Хотя, Гурвич об этом знал совершенно определенно, на этот счет уже проводились тайные исследования.

По всему выходило, что истекающий совсем скоро президентский срок должен был стать последним для главнейшего человека России. Далее его ожидала коронация, и народ всячески к этому готовили, где-то исподволь, а где-то уже и не особенно скрываясь. Назвать Первого по имени означало признать его в чем-то равным себе, чего Гурвич не мог сделать при всем желании.

Первый внимательно, не моргая, смотрел на Гурвича. В его глазах Николай Васильевич видел вековую мудрость и понимание. Во взгляде Первого чувствовалась способность просветить самые потаенные уголки человеческой души.

И тем не менее, Гурвич повторил более твердо и уже без запинки, будто только сейчас принял для себя важное решение, – Не знаю, Хозяин.

Хотя он знал. Он, как и многие, слишком многие, по мнению Гурвича, граждане, смотрел интернет-трансляции, которые вел этот проклятый оппозиционер. Николай Васильевич делал это для того, чтобы быть в курсе вражеской деятельности, чтобы давать аргументированный отпор сомневающимся в избранности Первого гражданам.

Во всяком случае, так он объяснял причины просмотра этих гнусных передач себе. То же самое он сказал бы и любому. Для этой цели он использовал специальный анонимайзер с дополнительными примочками, разработанными в недрах ГСБ для агентов разведки. Стопроцентной защиты от перехвата не обеспечивало и это программное обеспечение, но, по крайней мере, оно давало хоть какие-то гарантии.

Этот проходимец, Некто, как его именовали органы госпропаганды, избегая называть по имени, чтобы, по словам какой-то «шишки», «лишний раз не пиарить», развил пугающе кипучую деятельность по очернению Первого, его внутренней и внешней политики, а также всего его окружения. Гурвич, и не только он, удивлялся, что Некто до сих пор на свободе. По логике вещей, Некто давно должен был греть нары, как это происходило со многими неугодными режиму людьми до него или замолчать навсегда, что тоже случалось. Однако, он оставался на свободе и организовал в интернете целую кампанию очернения госчиновников.

Некоторые видели в этом знак того, что Некто был под колпаком и защитой у западных соперников России, а страна еще не накопила достаточной силы, чтобы насовсем порвать любые контакты с внешним, несомненно, враждебным, миром. Другие полагали, что оппозиционер чем-то выгоден самому Первому, как бы парадоксально это ни звучало. Гурвич склонялся к первому варианту, но не исключал ничего.