– Это он, – Машутка повторила загадочные слова, подвигнувшие недавно Ивана к весьма грустным размышлениям.

– Я вижу, – буркнул Мобутя. – Но как же…

– А никак… Папа! – Машутка со всех ног побежала к отцу, уткнулась в него. – Фу! дымом пропах…

– А как же. Мы ночью у костра… Ты здесь, егоза? Меня встречаешь, что ли?

– Я из-за Кефирчика…

– Опять сало утащил? Нажаловались люди? Есть же на свете жлобы… Котика караулила, доча? Доброе у тебя сердечко…

– Какое сало, папа? Кефирчика едва ворпани не сгубили. Он с обеда лежал без сил. Вечером лишь пошевелился. Я так боялась, так боялась… Нет, мама не разрешила бы. Я без позволения.

– Будем надеяться, что мама не узнает. Хотя такой шум поднимается… Эй, потише! Чего орешь как оглашенный, Колька? Не тебя же похитили… Ты сам не Поворотов, но и твою тушу с места сдвинуть…

– Килька, ты о чем бормочешь? Кого похитили? Имбрякинского мальчишку, что ли? По виду не в себе он… – уже раздались вопросы со стороны.

– Да не его! Он же тут… И не похитили – только пытались…

– Зря на парня наезжаешь, Николай. Ты же его заклевал… Твой Серега тоже мог кого-нибудь похитить. Вот приспичит ему…

– Кого? Мой Серега?! – в праведном гневе Рванов обратился к тылкам, начавшим стекаться на шум во дворе. Его в ответ не поддержали.

– И его приятели. На митинге на площади толпились пьяной оравой. Бутылки кидали. Подстрижены коротко – под братков. Прям банда!.. Как совсем без денег останутся. Как мы все останемся. Будет как на Западе. А че? Уже есть! При СССР рассказывали, что там похищение за деньги обыкновенно. Похитили, а когда заплатили, то и вернули. И всем хорошо. Киднеппинг называется.

– Ах, ты, пиндос тупой! Мы не в Америке.

– Как ты меня назвал?! Пиндос? Да я тебя…

– Американец, то есть. А киднеппингом называется похищение детей. Официальный термин, – поспешил объяснить Килька.

– Где здесь дети? И не дай Бог, чтобы детей… Племянник-то зрелый дядька. С животом – потому его с Петькой Глазом перепутали.

Сестры Имбрякины, наспех одевшись, прибежали на разборку в соседний двор. Их никто специально не звал, но Ларисе, наверное, материнское сердце подсказало. Она по своему обыкновению залилась слезами, но сына защищала.

– Коля! Коленька! Не трогай его. Пожалуйста…

– Он ни в чем не виноват! – Ирэн вторила старшей сестре. – Он в первый раз видит этого племянника. Зачем же его похищать?

– Мой сын – хороший мальчик. Он не способен на злодейство… Люди! Скажите! Вы Лешу с рождения знаете. И отца его, и нас. Мы – нормальные люди. Не ворпани. Мобутя подтвердит – он же родственник…

– Подтверждаю, – Мобутя махнул белой бородой.

– Наш Леша еще несовершеннолетний. Отвалите от него! – Ирэн повысила голос. – Какое похищение?! Сдурели?

– Ведь не избежать. К тому идет. Звериный оскал капитализма. Будет у нас до кучи – безработица, мафия, похищения… – со знанием дела вещал ветеран Цыбин.

– Ни черта! У нас своя доморощенная мафия покруче. Рыжие ворпани.

– И я подтверждаю, – хмыкнул Максим. – Схватили и потащили. Денег не требовали.

– Зачем ворпаням деньги? Они скорее хомутами возьмут. И лошадьми в придачу. Или наоборот. Лошадь в придачу к хомуту. Хотя наши ворпани на черном Лэнд Ровере…

– Я не лошадь! Благодарю за сравнение. Вот накатаю заяву в милицию… Доржетесь тогда! – племянник погрозил запачканным кулаком.

– Совести у тебя хватит, Максим? Жизнь мальчишке испортить, просто походя. Так ты меня отблагодаришь? – глаза Ирэн разгорелись недобрым огнем.

– Мне благодарить не за что!

– Ой ли?! Ну, ты в милицию к Жадобину, а я к твоей жене. Слезно пожалуюсь.

– Чего не ляпнешь сгоряча… Тебя там, на озере, не было. Ты не пострадала.