Вдоль одной стены стояли платяной шкаф, высокий комод, тумбочка, и табуретка, которые поначалу использовались как лестница. У другой стены, возле окна, был рабочий стол со стулом. Попасть вверх на кровать неподготовленному человеку можно было только по импровизированной мебельной лестнице. Спуститься же, практически везде, где расстояние между канатами позволяло спрыгнуть вниз. И пока тело Варо не окрепло, он пользовался лестницей, но уже через пару месяцев, мог просто поднять руки, и подтянувшись исчезнуть под потолком, практически не прилагая при этом никаких усилий. Хотя правильнее будет сказать над потолком. Там он развесил всевозможные образцы пород деревьев. Они свисали этакой гроздью из брусочков и кубиков. При прикосновении они перекатывались, и едва слышно постукивали. Под эти звуки Варо и засыпал. Для него это было что-то вроде сказки на ночь. Он протягивал руку, касался, и дерево отвечало. Глаза сами закрывались, а воображение начинало рисовать красочные иллюзии, под этот тихий деревянный шепот.
5
Каждый день они приходили к загадочному первому таймомеру, и открывая обнаруживали внутри тринадцать монет. Учитель поведал Варо о некой странности механизма, благодаря которой, там ежедневно куда-то пропадали вначале одна, а с недавнего времени, две монеты. А может это и не странность была, а особенность. Простой с виду механизм, внутри был единым целым, и если исключить, хотя бы одну, маленькую детальку, часы бы остановились, и перестали работать.
Монетоприемник состоял из трех лоточков. Механизм, открывающий зрителю циферблат со стрелками, запускался когда деньги оказывались внутри. Замком служила маленькая собачка, удерживающая крышку в закрытом состоянии. Она откидывалась в сторону, когда ключ проворачивался в скважине. Сами же часы состояли из пружины, свитой из трех пород дерева, трех шестеренок, которые вращали стрелки, и маятника, задающего ритм работы. Все детали, не смотря на их кажущуюся хрупкость были сделаны добротно и качественно. И они были деревянными.
Самой мощной и надежной частью была пружина. В ней было несколько нитей, перекрученных между собой. Вместе они не только делили нагрузку, равномерно распределяя ее, но и как бы помогали друг другу. В общем, если не присматриваться, можно было подумать, что это одна мощная деревянная пружина с необычным текстурным рисунком. Она никогда не ломалась, и была самой надежной деталью.
А вот самыми изнашиваемыми оказались шестерни. Даже не они сами, а их зубцы. Они или стачивались под нагрузкой, или просто ломались. Конечно, какое-то время механизм мог обходиться без одного или двух зубьев, но тогда вся нагрузка распределялась на остальные части устройства, что сокращало их ресурс службы, и влияло на точность часов.
В мастерской, у плотника были заготовленные на всякий случай готовые шестеренки, и прочие запчасти. И он, видя поломку, или какой-то непорядок, легко и быстро устранял его. При всех ремонтно-восстановительных работах теперь присутствовал его ученик. Ему было все интересно, и он с любопытством наблюдал за своим учителем. Который, казалось, забыл, что такое молчание. Он не умолкал ни на минуту, комментируя каждое свое действие. Ленистр спешил поделиться всеми своими знаниями и наблюдениями. Но не для того, чтобы сбросить бремя работы на юные плечи, а для потому, что считал своего ученика способным, правильно применить эти знания. Огорчал только тот факт, что он не услышит от него ни слова.
Наконец, наступил тот день, которого они оба ждали с нетерпением. День когда Варо должен был один сходить, и обслужить одну из коробок мастера. Выслушав все напутствия, и получив необходимые инструменты, они расстались на пороге. Учитель смотрел вслед удаляющейся спине, и от нетерпения теребил подол своей рубашки. Когда юноша скрылся за углом, он пошел, и еще заварил себе чай. Ожидание за столом не такое утомительное, как на пороге, или на улице. Вид из окна успокаивал, и заставлял думать о вечном. Разгоралось лето. Зеленое, жаркое, с неутомимыми мухами, и холодной освежающей водой. Весна – пора зарождения. Лето – время созревания. Осень – богатое урожаем. Зима – ночной сон, когда все должно отдохнуть. Это время волшебных сновидений, время чудес, и исполнения желаний. Пушистый снег – чем не магия? Говорят, что это одеяло, которым нас укрывают для того, чтобы сон был красивым, и добрым. Чтобы наши души не замерзли. Чтобы северный ветер не пугал их своими кошмарами. Чтобы укрывшись теплым снегом, мы заснули, и не просыпались до самой весны. А уж тогда, с первой капелью, стряхнув с себя сонное наваждение зимы, радовались бы каждому цветку, и листику, который пробился наружу.