– Как холодно, – произнесла Тигриуска, стуча зубами, и осеклась.

Они вышли на опушку перед густыми, труднопроходимыми ветками, образующими дремучий и зловещий Северный лес. На этой опушке (ровно сходившихся ветках) должен был стоять домик Совы-отшельницы, но его не было.

Вместо него перед Тигром и Тигриуской предстали разбросанные опилки. Это выглядело так, будто ее дом был раскрошен на кусочки.

– Да что здесь происходит?! – невольно воскликнул Тигр.

А Тигриуска ничего не сказала, дрожа от холода и страха, которые стали уже нешуточными.

Над ними навис Северный лес, вьюга прорывалась все больше. Стало темно настолько, что видно было только на несколько шагов.

Барабанщик обошел опушку кругом, рассматривая обломки.

– Надо идти за подмогой. Об этом должен знать Дед Мороз, – выговорил он, но свищущий ветер проглотил его слова. Тигр обернулся, ища глазами Тигриуску и…

…Вспышка, потом другая, еще и еще ярче.

– Тигриуска! – крикнул совершенно ослепший Барабанщик, шаря лапами в воздухе.

– Господин Бараба…! – раздался крик где-то невдалеке, и вспышки исчезли.

Барабанщик постепенно опомнился. Видимость немного улучшилась, и музыкант осмотрелся. Он стоял на опушке один. Деревяшки, оставшиеся от домика Совы, слегка обгорели, следов Тигриуски нигде не было. В ветках Северного леса вспышки продолжались, но теперь это было уже отдаленное манящее мерцание.

Перед Тигром стоял тяжелый выбор: либо бежать назад за подмогой и бросить Тигриуску, либо на свой страх и риск идти вперед. Однако в этот вечер музыкант был необыкновенно решителен.

– Большое спасибо вам за это свидание, господин Заяц. На шутки вы всегда были мастер, – со свойственной иронией произнес Тигр-барабанщик и переступил черту Леса.

– Еще кваса, а не то смычок съем, – прорычал Бегемот Зайцу-скрипачу.

Оба они, а также Старый Заяц, Аладдин, какой-то бывший помощник Деда Мороза и еще несколько жителей Елки валялись и висели на самых нижних ветках Нижних ярусов.

Бегемот опрокинулся вниз головой, закусив своей огромной челюстью несколько иголок. Заяц одним ухом обвил скрипку, а другим прислонился к мячу, который часто с собой таскал. Не спал только Медведь. Его не брал квас, и поэтому он настраивал аккордеон, наслаждаясь свежим утренним воздухом.

Царила полная безмятежность. Лишь изредка она нарушалась шуршанием ног маленьких помощников Деда Мороза, которые проверяли исправность дождей, гирлянд, хлопушек или устанавливали новые, подчас удивляя, как для новых хватало места, настолько была пышна украшениями Елка в этом году. Иногда работа ненадолго прерывалась, и помощники заводили разговоры со своими вечными приятелями шарами, естественно, по мере того, как те просыпались. Бывало, что беседы эти так затягивались, что кому-либо из старших помощников приходилось стучать в бок какому-нибудь шару, тот недовольно кряхтел, но сразу все понимал, и работа возобновлялась. Да, эта безмятежная церемония приготовлений, возможно, была даже чем-то интереснее самого момента встречи Нового года, хотя, конечно, не могла тягаться с ним по своей увлекательности.

Однако и для всей этой церемонии, рассчитанной по минутам, всегда находилось место полной неожиданности. Так и в это утро, казалось бы, нерушимое умиротворение было прервано одним протяжным криком:

– Чёёёртовапьяяяяянь! Где моя сестра?! – проорал Тигр-цветочник, прыгая на Зайца-скрипача и хватая его за уши.

– Да ты чё, цветов своих гнилых объелся, отпусти уууши! – завопил мгновенно очнувшийся Заяц, рванувшись от боли по веткам.

– Отпущу, когда скажешь, где сестра.