Уже давно стемнело, когда мы приблизились ко дворцу. И еще издали поняли, что там творится что-то неладное. На площади перед ним собралась толпа, вдоль стен носились всадники, в окнах мелькали огни, словом, было очень похоже на ту ночь, когда мы спасались отсюда бегством.

– О Маруф! – обратилась я к одному из своих воинов. – Поезжай и разузнай, что там такое творится!

Сама же я укрылась в одном из переулков и стала ждать своего гонца.

Вернулся он очень скоро, пешком и в разодранной одежде.

– Спасайся, о госпожа! – крикнул он, хватаясь за сбрую моего коня и разворачивая его в переулке. – Да поможет тебе Аллах, твой брат убит, и весь его гарем убит, и воины подлого пса, твоего дяди Бедр-ад-Дина гоняются за наложницами твоего брата и отрубают им головы!

– О Аллах, при чем тут наложницы моего брата? – воскликнула я. – Что это за безумие? Откуда ты успел узнать все, о Маруф? Ты же еще не был во дворце!

– Я был у самых ворот! – сказал маруф. – Все дело в ребенке! Я Бей этих развратниц! Теперь уже у этого нечестивого пса, царя Джаншаха, никогда не родится сын!»

– Послушайся Маруфа, о госпожа! – вмешался тот из моих воинов, что ждал вместе со мной в переулке. – Он не станет тебе лгать. Во имя Аллаха, беги! И дай мне свой плащ, а сама возьми мой. Ведь если Бедр-ад-Дин и этот шелудивый пес, аш-Шаббан, истребляют весь твой род, то они ищут и тебя!

Я позволила ему накинуть мне на плечи белый плащ и, плохо понимая, где нахожусь и что со мной происходит, подтолкнула коня пятками.

Но Маруф удержал меня.

– Скачи к развалинам мечети, что у источника, о госпожа, – сказал он мне, – и жди нас там, а мы попытаемся узнать, почему погиб твой брат, царь Джаншах, и что значит казнь его жен и наложниц!

– Но если нас не будет до рассвета, скрывайся, как знаешь, о госпожа, – добавил второй, а звали его Данияль. – Это значит, что по воле Аллаха нас больше нет среди живых.

И тогда Маруф отпустил моего коня, а Данияль хлестнул его плетью.

Я поскакала по переулку, и он окончился, и я поскакала по другому переулку, и конь нес меня по ночному городу, а по моим щекам текли слезы, ибо я лишилась всего на свете – брата, которого любила больше отца и матери, и дома, и царских богатств, всего, всего…

У мечети я соскочила с коня, бросилась наземь и зарыдала так, как никогда еще в жизни не рыдала. И я знала, что если Аллах будет ко мне милостив, и я останусь в живых, это – мои последние в жизни слезы. Потому я не жалела их, оплакивая брата, и женщин, с которыми жила под одним кровом, и наше былое могущество.

Когда к мечети подъехал всадник, я вскочила на ноги и положила руку на рукоятку сабли. Все, что у меня оставалось – эта сабля, подаренная братом, да те немногие украшения, что были на мне, когда я выезжала на охоту.

– Это я, Данияль, о госпожа, – с этими словами раненый всадник сполз с коня.

– Я перевяжу тебе рану, о Данияль, – сказала я, опускаясь рядом с ним на колени, – а ты расскажи, что тебе удалось узнать. И не думай, что слезы и волнение помешают мне слушать тебя. Я дочь царей и сестра царя!

– Тогда слушай меня, о госпожа. Я не ждал от тебя иного ответа… – прошептал Данияль. – Все дело в предсказании. Бедр-ад-Дину, да не помилует его Аллах, было предсказано, что он умрет в тот день, когда у твоего брата родится сын! И ему стало известно, что вскоре это случится! Вот почему он ворвался во дворец, и убил царя Джаншаха, и расправился с его гаремом!

Тут мы услышали стук копыт.

– Это за мной, – сказал Данияль. – Мне удалось опередить их, но ненамного. Они узнали, что я из твоей стражи, о госпожа! Беги, беги, Аллах да будет твоим покровом!