- Пойдем, - говорит Рустам, поднимается с кровати.

- Это вещь? – следую за ним. – Предмет?

- Сейчас поймешь.

Темный коридор приводит нас в просторную комнату без окон. Стены выкрашены в бордовый цвет. Черный пол и черный потолок создают такой мрачный эффект, что кажется будто попадаешь в коробку. Подсветка вверху и внизу создает мерцание повсюду. Сразу замечаю три возвышения в самом центре. Подхожу ближе и рассматриваю. Справа – меч, которым недавно орудовал Рустам. Слева – тоже меч. Однако выглядит он иначе, вроде и похож, отличаются лишь незначительные детали, только при взгляде на это оружие чувствую неясную тревогу. Посередине ничего не обнаруживаю. Пусто. Только кроваво-красная бархатная подушка.

- Здесь чего-то не хватает? – спрашиваю.

- Абсолютный баланс, - отвечает Рустам, подходит к своему мечу, накрывает рукоять пальцами, сжимает, а я не могу отвести взгляда от его раны, точнее от перебинтованной руки, сквозь белые полосы просачивается кровь, и мое сердце невольно сжимается.

Я чувствую эту боль остро. Явно. Как свою собственную. А еще мне кажется, Рустама сумели ранить лишь по той причине, что я была рядом. Я его единственная слабость.

- Бред, - отрывисто бросает он.

- Ты о чем?

- О твоих мыслях, - перехватывает мой взгляд и усмехается. – Я знаю, почему пропустил тот удар, и ты здесь совершенно не виновата.

- Откуда ты… - начинаю и замолкаю.

Он знает. Всегда. Ничего нельзя скрыть.

- Катана, - продолжает Рустам. – Японский меч. Ходили слухи, таким лезвием можно и танк разрубить на куски, человека и вовсе порезать легче, чем масло. Нарубишь на куски, сам не заметишь. Быстро. Точно. Четко.

- Ужас, - выдыхаю судорожно.

- Мой меч создал Масамунэ, - впервые отмечаю в его голосе некое благоговение. – Это оружие отличается особой прочностью. Перепутать мастера невозможно. Ему даже не было необходимости подписывать свои работы. Такой клинок нереально подделать.

- В чем секрет?

- Технология плавления стали, - отвечает, выпуская рукоять, ведет ладонью над лезвием, не дотрагивается, скользит по воздуху. – Никто так и не сумел повторить. Настоящий творец вкладывает душу. Искру, которую не заменить. Оживляет сталь.

Я тоже заношу ладонь над клинком, повторяю путь, который проделал Рустам.

- Чувствуешь? – хрипло спрашивает он.

- Тепло, - тихо замечаю я.

- Ты бы могла овладеть этим оружием гораздо лучше, чем я.

- Шутишь? – смешок вырывается из горла.

- Меч Масамунэ сильнее всего раскрывает потенциал тех людей, что обладают высокой нравственностью, - произносит ровно. – Как ты можешь догадаться, я не вполне для него подхожу. Есть над чем работать и что развивать.

- Но разве не он должен подходить тебе? – удивляюсь.

- Оружие выбирает нас, - говорит Рустам. – Но я не могу пользоваться тем мечом, который мне действительно подходит.

- Почему?

Мужчина отступает и приближается к тому мечу, который расположен слева. Не касается его, не сжимает рукоять, однако мое сердце пропускает удар и обрывается, гулко бьется о ребра. Дурное предчувствие накрывает сознание, вселяя иррациональный страх.

- Меч Мурамаса, - мрачно заключает Рустам. – Меч, пробуждающий дикую жажду крови. Прочный. Острый. Этот клинок не вернется в ножны, пока не изведает вкус плоти, и не важно чья плоть ему попадется: врага или собственного хозяина. Такой меч наш учитель подарил Джеро, посчитал, он способен контролировать порывы, пробужденные подобным даром.

- Выглядят они почти одинаково, - бормочу я.

- Ощущаются по-разному, - отмечает Рустам. – Однажды два клинка вонзили в дно реки. Листья лотоса огибали меч Масамунэ, а меч Мурамасы притягивал их и разрезал на части. Один благородный. Другой низменный. Добро и зло.