– Потому что мы – смесь разных пород, мам. Более того, людям необходимо хорошенько перемешаться. Слово «кхон» происходит от глагола, который означает «смешивать»: чтобы стать по-настоящему людьми, мы должны смешаться с другими. Люди обладают способностью учиться, понимать, исправлять прошлые ошибки. Перемены людям даются нелегко. Это всегда вызов, но также и необходимость. – Он помолчал немного и добавил: – Разве ты не будешь гордиться, если однажды, в будущем, люди станут вспоминать меня? Говорить обо мне? Ценность человека определяется не тем, что он говорит о себе, но тем, что говорят о нем другие!

– У тебя чему угодно находится объяснение, – сказала я. – Но я все равно люблю тебя, несмотря ни на что. Ты же это знаешь, правда? Я родилась из земли, а мать ценна так же, как и страна, в которой ты родился. Надеюсь, ты осознаешь, что тебе не надо ничего делать, чтобы завоевать мою любовь, потому что я всегда тебя любила. – Я продолжала: – Но прошу тебя, не пользуйся моей любовью для оправдания своих поступков. Не утверждай, что ты действуешь из благодарности ко мне, потому что ты ничего не должен моей любви. Моя любовь сродни воде: она бесконечно течет из своего истока. Поэтому не поступай так, как будто моя любовь может в любой момент пересохнуть, как будто ты не можешь дать мне свою любовь в ответ.

И еще я сказала ему, мне нравится, что он живет такой насыщенной жизнью, путешествует по разным странам, видит разные города. Следы его ног отпечатались на этом теле – теле его матери; и я могла ощущать биение его сердца, как бы далеко от меня он ни находился.

Сиам пробыл со мной еще десять дней, а потом как-то утром сказал, что ему надо уезжать. Я сказала, чтобы он обо мне не беспокоился. Он попрощался и пустился в путь.

А вскоре после его отъезда наша земля подверглась сильнейшему наводнению. Вода хлынула со всех сторон: с гор, от разлившихся рек и из отдаленных уголков, куда не добирался ни один человек. Вся земля была затоплена. Поля и поселки были смыты водой и унесены бурными потоками. Местные жители были в смятении. Никогда прежде они не видели, чтобы Ганга[47] выражала свой гнев. К счастью, мы с Таем выстроили мой дом на сваях, вода поднялась до пола, но до меня не добиралась. Тай приехал в своей лодке проведать мать и стал убеждать меня бросить здесь все и переехать к нему в дом. Но я сказала, что никуда не уеду. Он настаивал, но я продолжала упорствовать. В конце концов он потерял терпение, призвал меня не быть такой упрямой и, оставив этот дом, поехать к нему. Я и сама была раздражена его уговорами.

– Я никуда не уеду, – твердо заявила я. – Это всего лишь наводнение. И не стоит поднимать из-за этого шум!

Моя отповедь его огорчила, и он, ни слова не говоря, уплыл прочь, сердито взмахивая веслом.

И почему все так пугаются наводнений? Всю свою жизнь я сталкивалась с вещами куда более опасными. Тай беспокоился, что я захлебнусь и умру.

– Твоя мать не может умереть. Я же тебе уже миллион раз это говорила, разве нет?

Но Тай недоверчиво покачал головой, уверенный, что я несу чушь. Мне, впрочем, было его жалко. Он вырос в нужде и лишениях: и последнее, чего ему хотелось, так это плыть по течению. Ему нужно было осесть, обеспечить себе и семье безопасность и изо всех сил стараться избежать прошлых битв. Его дух отличался от моего. Он проживает жизнь по правилам, установленным его общиной; он теперь окончательно сформировавшийся человек, который стремится к успеху и счастью, согласно всем иерархиям, существующим в человеческом обществе. Я не возражаю против его выбора, но я хочу, чтобы он понял и меня. Я не человек, даже при том, что я живу в человеческом теле. Мой дух связан с природой, а не с людьми. Наводнения, землетрясения, удары молний – все это мне так близко! А вот дома, с другой стороны, мне не так близки. Они – нечто, построенное на клочке земли, обнесенное забором, чтобы отметить рубежи владения, зафиксированное на каком-то клочке бумаги, чтобы никто не имел права свободно бродить по твоему участку земли. Но мы забыли, что земля сотворена не для того, чтобы ею кто-то владел. Это лишь временная граница, которую могут пересекать все существа, и это нормально, что границы могут пересекать разлившиеся воды. То же самое касается креветок, ракушек, крабов и рыб: все они вправе перемещаться по земле. А змеи? Вы считаете их угрозой. Люди стали последними обитателями земли, но по какой-то причине мыслят себя высшими существами. Они выправляют свидетельства о собственности, позволяющие заселять, покупать и продавать землю. И они проделывают все, что им заблагорассудится, с Матерью-Землей – с ее джунглями, горами и реками. И я никогда не видала, чтобы все происходило как-то иначе. Земля никогда не заявляла о правах собственности на людей, не говоря уж о том, что никогда не возмущалась: «Какое у вас право осквернять мое тело, обращаясь с ним, как с телом продажной женщины? Эти деревья растут на мне, а вы их срубаете и срываете их плоды, прежде чем ими смогут воспользоваться другие животные! Было время, когда птицы, или обезьяны, или всякий, кто проходил мимо, мог просто взять себе мой урожай, чтобы выжить, и у меня с этим не было никаких трудностей. Но когда вы, люди, заявляете права на мои плоды, вы утверждаете, только вы имеете право ими наслаждаться. Разве это честно?»