– Мы, кажись, в логове Паучары, – провозгласил Майкл.

Птаха поворошил ногой груду пустых коробок из-под продуктов быстрой готовки.

– Полуфабрикаты, – презрительно цыкнул он зубом. – Где Паучара их греет? Что-то не вижу тут микроволновки.

– Может, прям холодными и ест, – сказала Шери. – Ну, знаешь, как «Попсиклз»[3].

Пройдя к высящемуся, словно башня, огромному дубовому шкафу, она распахнула дверцы.

– Ого, вот это неплохо! – раздался ее заинтересованный возглас. – Смотрите! – Шери вытянула на свет божий видавшую виды меховую шубу и набросила себе на плечи. – Я само совершенство, – объявила она, ухмыляясь и кутаясь в облезлый мех.

Через комнату Грегу было видно, что шкаф буквально забит старой одежкой. Майкл с Птахой поспешили присоединиться к Шери и стали вытряхивать наружу расклешенные брюки, пожелтевшие рубашки с оборками, галстуки с липовыми завязками – каждый со ступню длиной, яркие шарфы и платки.

– Эй, ребята, – окликнул их Грег. – Не думаете, что это может быть… ну, чье-то?

Птаха развернулся к нему и потряс концами неряшливого алого боа, накинутого на плечи и шею.

– О да, это сто пудов парадные наряды Паучары.

– Зацените эту а-баль-стительную шляпищу, – окликнула их Шери, поворачиваясь и задирая подбородок кверху. Шляпа и впрямь была высший класс – кричаще-малиновая, с огромными полями.

– Роскошь, – бросил Майкл, примеряя длинный голубой плащ. – Этому барахлу на вид – четверть века, если не побольше. Но оно же классное! Почему его просто тут бросили?

– Может, за ним еще вернутся, – предположил Грег.

Пока друзья ворошили содержимое шкафа, он не спеша побрел на другой конец подвала. Там всю стену занимал бойлер, укутанный толстой шалью паутины. Торчащие в стороны латунные трубки бросали тень на маленькую лестницу, поднимающуюся, должно быть, к выходу наружу.

На примыкающей стене висели полки. Ржавые банки с краской, тряпье, стопки газет и инструменты теснились на них.

Тот, кто здесь жил, наверное, держал свою мастерскую, подумал Грег, осматривая верстак перед полками, с навинченными на край тисками. Он потянул на себя рычаг, но, к его удивлению, тиски не раскрылись.

Вместо них открылась дверца потайного шкафчика над верстаком, до сих пор нисколько не замеченного.

Грег заглянул внутрь – и лежащая на полке фотокамера уставилась на него в ответ стеклянным зрачком объектива.

Грег смотрел на камеру долго.

Внутренний голос подсказывал ему, что спрятали ее не просто так. Что трогать ее не стоит. Лучше просто закрыть дверцу, уйти и обо всем забыть.

Но устоять перед соблазном он не смог.

Сунув руку в шкафчик, он вытащил камеру. Та вышла наружу легко. Дверца вдруг захлопнулась с громким стуком, едва тайник опустел.

Ну дела, изумился Грег про себя, вертя камеру в руках. Все-таки странноватое место для припрятывания ценной вещи – кому только такое пришло в голову?.. Да и потом, если вещь ценная – наверняка ценная, раз понадобилось ее спрятать, – почему же ее не забрали?

Он еще раз внимательно осмотрел фотокамеру – большую, неожиданно тяжелую, с длинным объективом. Может даже, это телеобъектив, подумалось ему.

Фотосъемка была тайной страстью Грега. У него была дешевенькая камера-автомат, вполне сносно справлявшаяся с моментальной фотографией, но он откладывал карманные деньги, надеясь когда-нибудь купить по-настоящему хороший фотоаппарат со сменными объективами. Он обожал листать каталоги, разглядывая разные модели и прикидывая на будущее, какая бы подошла ему больше всего.

Порой он даже всерьез подумывал стать фотографом и прославиться на весь мир. Побывать в куче интересных мест – на вершинах гор, у труднодоступных тропических рек – и все-все заснять. Но для такого не годилась та жалкая мыльница, что валялась дома. Все снимки с нее выходили либо слишком темными, либо переосветленными. А люди на них и вовсе превращались в красноглазых вампиров.