– Никак не подберем ему нормальное имя, – пояснила Рэйчел, ласково погладив сына по плечику. Услышав родной голос, Огги свесился с бабушкиной руки и медленно потянулся к матери, словно ленивец к сладкому фрукту.

Рэйчел забрала ребенка, мягко коснувшись его пухлой щечки. Он снова медленно повернул голову и принялся мусолить беззубым ротиком мамину руку.

– Йен говорит, что дети могавков сами выбирают имена, когда становятся постарше. А до той поры используют младенческие прозвища.

Густые черные брови Дженни поползли вверх.

– Хочешь сказать, мой внук останется Огги до… какого именно возраста?

– Нет-нет, – с улыбкой успокоила ее Рэйчел. – Я обязательно придумаю что-нибудь получше.

Свекровь недовольно нахмурилась и перевела взгляд на Брианну.

– Хорошо, что у тебя не было таких сложностей с именами детей, a nighean. Брат писал, что их зовут Джеремайа и Аманда, так?

Брианна смущенно кашлянула, избегая смотреть Рэйчел в глаза.

– Джеремайа Александр Йен Фрэзер Маккензи. И Аманда Клэр Хоуп Маккензи.

Тетушка одобрительно кивнула, довольная качеством – а может, количеством – имен.

– Дженни! – На пороге появился отец – потный, лохматый, в заляпанной кровью рубахе. – Йен не может найти пиво.

– Мы все выпили! – крикнула тетушка, даже не повернув головы.

– Эх… – Отец вновь скрылся в доме в поисках спиртного, оставив на веранде кровавые следы.

– Что с ним стряслось? – спросила Дженни, переведя строгий взгляд с пятен крови на племянницу. Та лишь пожала плечами.

– Медведь.

– О боже… – Пару минут тетушка переваривала услышанное, а затем покачала головой. – В таком случае придется-таки угостить его пивом.

Дженни ушла в дом за мужчинами, и Брианна с Рэйчел остались вдвоем.

– Ни разу не встречала квакеров, – прервала Бри неловкую паузу. – Или «квакер» не совсем подходящее слово? Извини, если я…

– Мы говорим «друг», – улыбнулась Рэйчел. – Хотя и на «квакеров» не обижаемся. Думаю, ты все же встречала кого-то из наших. Если Друг не использует в разговоре «простую речь», догадаться порой невозможно. В основном мы ничем не отличаемся от обычных людей. По крайней мере, внешне.

– В основном?

– Я, конечно, не вижу себя со спины, однако Йен наверняка сказал бы, если бы заметил там что-нибудь необычное. Например, полосатую шкуру или хвост.

Брианна рассмеялась, чувствуя легкое головокружение от голода, облегчения и вновь обретенной радости оказаться в кругу семьи – которая к тому же изрядно увеличилась.

– Я так рада с тобой познакомиться, – призналась она новой родственнице. – Мне всегда было интересно, какую девушку выберет Йен в жены. Ой, извини! Что-то я не то ляпнула.

– Все в порядке, – заверила Рэйчел. – Я и сама представить не могла, что выйду замуж за кого-то вроде Йена. Но так уж получилось. И теперь мы каждое утро просыпаемся в одной кровати. Пути Господни неисповедимы… Проходи в дом! – добавила она, поудобнее перехватив Огги. – Я знаю, где хранится вино.

– Все начинается medias res[21] и заканчивается там же. Если повезет. – Роджер сглотнул, и я почувствовала под пальцами движение кадыка.

Кожа его шеи была гладкой и прохладной, лишь щетина под нижней челюстью немного колола мне ладонь.

– Слова доктора Макьюэна? – с любопытством спросила я. – Интересно, что он имел в виду?

Роджер сидел с закрытыми глазами – пациенты, как правило, закрывают глаза во время осмотра, словно хотят сохранить частичку личного пространства. Однако, услышав вопрос, внимательно посмотрел на меня; лучи утреннего солнца отражались в его темно-зеленой радужке.

– Я спросил. Вот что он ответил: «На самом деле ничто на свете не имеет ни начала, ни конца. Люди думают, что жизнь начинается с рождения, но это не так – ведь ребенок шевелится еще в материнской утробе. А порой дети рождаются преждевременно или угасают до срока. Хотя навсегда остаются для нас живыми».