– Бабушка, ты никогда не думала о том, чтобы заниматься чем-то другим? – спросила за трапезой Лара.

– Чем, например?

– Например, разбить сад или огород, чтобы продавать не сыр, а цветы или овощи.

– Нет, не думала. Сыр легче по весу, но дороже по цене. Да и старая я. Какая из меня огородница?

Лара не нашлась, что ответить. Только решила скорее покончить с ужином, чтобы уйти к Андреасу.

– Мышь, кстати, поймали?

– Мышь? – переспросила Лара.

– В твоей комнате. Кот её поймал?

– Наверное, поймал.

– Ты её видела? – уточнила бабушка.

– Нет.

– Тогда откуда знаешь?

– А я и не знаю. Доброй ночи, бабушка.

Лара побрела в свою комнату. На её кровати по-прежнему спал Андреас и по-прежнему в обличье юноши. Она тихонько села рядом, но он всё равно проснулся, приподнялся на локтях и сонными глазами уставился в окно.

– Это ночь или утро? – пробормотал Андреас.

– Вечер.

– Слава тебе господи. – Неверной рукой подхватив кувшин, что стоял на полу, бывший кот проглотил остатки коньяка и рухнул обратно на постель. – Значит, снова можно спать…

– Скажи, Андреас, ты тоже меня ненавидишь? – грустно спросила Лара.

– А?

– Ты ведь должен меня ненавидеть. Конечно, живёшь ты получше Козетты, однако…

– Что за приступ самобичевания? – оборвал юноша.

– Я всего на минуту превратила Козетту в человека, чтобы поговорить, а она… сказала, что нас ненавидит и хочет убить.

Андреас внимательно посмотрел на Лару, склонив голову.

– Я не хочу тебя убивать.

– Вот уж спасибо, – буркнула та.

– И я не испытываю к тебе ненависти. Теперь полегчало?

– Немного.

– То, что Козетта недовольна своей жизнью, ни для кого не секрет. Она частенько мне жаловалась.

– Правда? – Лара округлила глаза.

– Ага. На зверином языке. Мы и с Крэхом иногда болтаем. Ты знаешь, что ему семьдесят девять лет?

– Догадывалась.

– Он ужасно умный. Даже умнее меня.

Лара невольно усмехнулась, но пусть этот диалог и развеял её мрачное настроение, его причину он не устранил. Не снимая одежды, она легла на бок спиной к Андреасу – прямо поверх одеяла. Тот сразу обнял Лару сзади, уткнув подбородок в её плечо.

– А ведь я могу освободить животных, – в задумчивости сказала она. – Превратить всех, кому плохо, в людей, и тогда хозяевам придётся их отпустить.

– И как ты поймёшь, что им плохо? Спросишь?

– По глазам увижу. Или ты у них спросишь – ты же понимаешь звериный язык.

– Я понимаю звериный язык, только когда я кот. А если хозяева не захотят их отпускать?

– Но ведь они не могут силой удерживать живых людей? Всякий человек должен быть свободен, это первый постулат гуманизма.

Андреас тихо засмеялся.

– Но ведь меня ты не отпускаешь.

Лара помолчала.

– А ты хочешь уйти?

– Нет, не хочу.

– И я не хочу, – без раздумий отозвалась она.

Некоторое время оба не проронили ни слова.

– Всё-таки я рад, что не родился козой или коровой, – начал вдруг Андреас. – Хорошо, что от меня особой пользы нет, – и спрос меньше, и живётся поспокойнее.

– Ну как же «меньше»? – возразила Лара. – А мыши? Тебя для того и завели – чтобы ты мышей ловил.

– О, только не снова…

– И крыс.

– О боже, проклятая жизнь… – простонал бывший кот.

– И в твои обязанности совсем не входит напиваться и обнимать меня по ночам.

– Обещаю, я больше не буду к тебе приставать, только не уходи.

– Ладно. – Лара прижалась спиной к его груди.

– А вообще ты не права, – раздался хрипло голос Андреаса. – Меня завели не для ловли мышей.

– А для чего?

– Забыла? Я твой подарок на тринадцатилетие.

Лара углубилась в непроходимый лес своих детских воспоминаний.

– Это был не день рождения. Бабушка сказала, что ты – подарок, но до моего дня рождения оставался целый месяц, да и не приняты в нашей семье подарки. У нас тогда была коза, ещё до Козетты. Я назвала её Амалфеей.