Говорит, что не желает драться, но достаточно посмотреть на него один раз, чтобы понять: этот парень уложит любого, не особенно напрягаясь.

Он смотрит на меня, я смотрю на него, и в груди снова что-то дрожит и вибрирует.

– Спасибо за предложение, но о себе я позабочусь сама.

Да, я это могу. Мне бы только бейсбольный мяч, хороший бросок, и вот тогда моя мама заведется всерьез. Я устала от людей вроде тех двух придурков, устала притворяться совершенством и в изнеможении тру глаза.

– Нисколько не сомневаюсь, но не думай, что они отстанут, если ты на них отреагируешь. И даже если просто пойдешь дальше, они уже не отвяжутся. Это не школьные задиры, которые убегают, стоит только дать им в нос. И делать вид, что их не существует, здесь тоже не сработает. Парни вроде них ловят кайф от твоей злости, балдеют от твоего страха. Можешь мне поверить. Я почти год провел среди настоящих кретинов.

– А почему ты мне помогаешь?

Он дергает плечом, словно у него нет ответа или ему наплевать, есть ответ или нет, но тем не менее отвечает.

– У меня есть младшая сестра. Ты видела ее сегодня.

Объяснение так себе, но уж какое есть. Он кивает в сторону игрового автомата. Я подхожу и открываю сумочку, словно собираюсь достать деньги, но он качает головой и вытаскивает из кармана свой бумажник.

– Эта за мной.

Злость и раздражение отступают. Своей готовностью заплатить за игру он напоминает старичка-милашку Джеймса Дина.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Но многого не ожидай. Шансов на победу мало.

Мне уже спокойнее, и даже не тянет оглядеться, поискать глазами преследователей. Наверняка они где-то поблизости. Хищники от добычи так легко не отказываются.

– Они справа от нас, – словно в ответ на мои мысли говорит он. – Возле киоска с попкорном. Но ты на них не смотри, не дай им удовольствия думать, будто у них есть над тобой власть.

– Нет у них надо мной никакой власти.

– Хорошо. – Он кладет на прилавок пять долларов. Работник аттракциона долго смотрит на него, потом долго смотрит на меня, будто мы участники некоего древнего научного эксперимента, и наконец кладет на прилавок три мяча.

Мы – разные. Совершенно. Почти противоположности. Общее, насколько я успела заметить, лишь то, что мы примерно одного возраста и оба обуты. У меня сандалии, у него потертые армейские ботинки. На нем мешковатые рваные джинсы и белая футболка, на мне – отглаженные шорты-хаки и обтягивающий голубой топик. Мои сережки с брильянтами и золотой браслет с подвеской-сердечком против его черного ремня с металлическими заклепками и серебряной цепью, удерживающей бумажник в кармане.

Посмотреть со стороны, у меня должно быть больше общего с теми лузерами, но с этим парнем мне легко и приятно.

– Как тебя зовут?

Он бросает мяч, и предсказание сбывается. Бросок невероятной силы и столь же неточный. Мяч глухо ударяет в черную штору и падает на пол.

– Дрикс.

– Дрикс? – повторяю я недоверчиво. Наверняка ослышалась.

– Дрикс. Сокращение от Хендрикс. Как Джими Хендрикс.

– Круто. – И вправду круто.

Жду, что он спросит, как зовут меня, но он спрашивает о другом.

– Ты здесь одна?

Он бросает второй мяч и на этот раз попадает – одна из трех бутылок падает на землю.

– Нет. С родителями. Мы встречаемся в конференц-центре. А ты? Где те ребята, которые были с тобой? Или ты сейчас один здесь?

– Да, но нет. – Дрикс отводит руку назад, бросает мяч, и мое сердце воспаряет с мыслью о победе. Но улетает только одна бутылка, остальные как стояли, так и стоят.

Он поворачивается в мою сторону, но взгляд скользит над моим плечом и прыгает влево. Потом возвращается, останавливается на мне, и Дрикс поднимает брови.