Он отбросил накидку и достал из ножен, висевших на поясе, маленький кинжал


Он взмахнул кинжалом, словно это был длинный меч, после чего подбежал и сел на камень рядом с Олафом.

– Почему это место называется скалой Эгира?

– Ты знаешь, что на небесах есть Асгард, – сказал Олаф. – Это чудесный город, где золотые дома богов стоят в золотой роще. Его окружает высокая стена. В доме Одина, отца всех живущих, есть большой зал для пиршеств – больше, чем вся земля. Он называется Валгалла. В нем пять сотен дверей, а вместо балок – копья. Крыша покрыта мечами. На скамьях латы. На высоком троне сидит Один, на его голове золотой шлем, в руке – копье. У его ног лежат два волка. Справа и слева от него сидят боги и богини, зал полон тысячами и тысячами воинов, храбрейшими из храбрых, павших в боях. В Валгалле хорошо. Там варят лучшую медовуху, которая никогда не кончается. Там много скальдов, которые поют чудесные песни, – ничего подобного люди не слышали. Перед дверями Валгаллы раскинулся чудесный луг, где воины каждый день сражаются и покрывают себя славой. Они получают раны и наносят их. А ночами они пируют, и их раны заживают. Но в Валгаллу попадают только те мужчины, которые храбро приняли смерть в бою. Мужчины, умершие от болезней, отправляются вместе с женщинами, детьми и трусами в Нифльхейм. Там богиня Хель глумится над ними, ужасный холод пробирает их до костей, они садятся и замерзают.

Много лет назад Эгир был великим воином. Его называли Эгир Большие руки. Его меч побывал во многих сражениях, и не счесть, сколько воинов он отправил в Валгаллу. Мечи других мужчин задевали его плоть и оставили на ней шрамы, но ни один из них не нанес ему смертельную рану. Его волосы побелели, руки стали тонкими и слабыми. В стране был мир, и Эгир с сожалением сказал: «Я стар. Сражений нет. Неужели я должен умереть в постели, как женщина? Неужели мне не суждено увидеть Валгаллу?» – Но Один когда-то постановил: «Если мужчина стар, чувствует близость смерти и не может умереть в бою, он должен принять смерть, совершив храбрый поступок, и тогда он будет пировать вместе со мной в Валгалле». И однажды Эгир пришел на эту скалу.

– Чтобы совершить храбрый поступок и попасть в Валгаллу! – воскликнул Харальд.

– Да. Он достал меч, взмахнул им над головой, поднял щит и прыгнул с этой скалы в воды фиорда.

– Здорово! – вскричал Харальд и вскочил на ноги. – Думаю, Один встал со своего трона, чтобы приветствовать этого храброго человека, когда он вошел в двери Валгаллы.

– Так поется в песнях, – ответил Олаф. – Скальды до сих пор поют об Эгире по всей Норвегии.


Ферма Олафа


Как-то раз Харальд спросил:

– Из какой ты страны, Олаф? Ты всегда был рабом?

Глаза раба вспыхнули.

– Когда ты станешь мужчиной, – сказал он, – и отправишься, как викинг, в Данию, спроси у жителей, слышали ли они об Олафе Хитреце. Там, далеко отсюда, моя страна. Нас разделяет холодное море. Мой отец – Гудбранд Большой. В его зале пировали две сотни воинов, а потом шли за ним в бой. Рядом с ним сидели десять сыновей. Я был самым младшим. Однажды отец сказал: «Все вы – взрослые мужчины. Здесь у нас нет места для стольких вождей. Старший сын унаследует мою ферму, когда я умру. Все остальные должны стать викингами». У него было три корабля. Их он отдал моим братьям. А я остался той весной и построил себе лодку. Лодка была рассчитана только на двадцать весел. Я думал, что за мной никто не последует: ведь я был слишком юн, мне было всего пятнадцать лет. Я построил лодку, похожую на дракона, – драк-кар. На носу я вырезал драконью голову с открытой пастью и высунутым раздвоенным языком. Глаза я сделал красными от злости. «Будь здесь, – сказал я, – и шипи на моих врагов». На корме я сделал место для кормчего и прочный румпель для руля. На бортах я вырезал драконью чешую. Потом я выкрасил мое творение в черный цвет и на каждой чешуйке поставил золотую отметину. Я назвал свою лодку «Бегущая по волнам». Она неслась по волнам на удивление быстро. Ничего подобного мне не доводилось видеть.