И вторично засмеялся Гермий-обманщик:

– Вот и поиграли мы с тобою в землю и небо! Стой же, Атлант-небодержатель, небесным столпом заката! Перекликайся с титаном, прикованным на другом краю земли, – со столпом восхода, с Прометеем! Перекликайтесь, Япетиды! А боги сядут за пир. Не услышат ни боги, ни люди вашего голоса из-за граней земли.

Ничего не ответил обманутый титан, только выдохнул разом воздух из грудных мехов, как из горна. Дунул – и нет Гермия: унесло Гермия-бога, словно пушинку.

С той поры стал Гермий пустым и легким, вечным прислужником богов и водителем Теней – таким пустым и легким, будто продул его Атлант насквозь и выдул из него и огонь титанов, и Уранову небесную гордость. Все хитрил, изворачивался, ловчился Гермий и из всех кривых путей знал наикривой – такой, до которого и Кривда не додумалась.

Час, век или века и века стоял Атлант столпом неба на крайней грани земли в пределах Атлантовых, – кто знает? Но вот однажды вздохнул:

– Где же ты, моя Чудо-гора? Как-то, помню, говорил я тебе: «Пока ты стоишь в счастливой Аркадии, до тех пор ни громы, ни молнии не низвергнут Атланта в тартар. И нет для него ни оков, ни цепей, ни молотов. Бессилен Кронид перед Чудо-горой». Теперь небо в руках Атланта. Еще придет мой титанов час. Еще стоит моя Чудо-гора в счастливой Аркадии. И нет такой другой Чудо-горы на свете.

Но совершилось невиданное дело. Пришлось земле и прежде не виданное увидеть. Не стало вдруг Чудо-горы в счастливой Аркадии.

Слетелись к Чудо-горе со всех четырех сторон света стоустые сестры. И у каждой сестры одно и то же имя: Молва. Все слетелись, какие ни есть. И еще, и еще летят, несутся на всех земных ветрах, и такая их тьма, что от края до края заполнили небо над счастливой Аркадией. Облакам и тем некуда выбежать. Куда ни взглянешь – кругом Молва, да Молва, да Молва… Налетели, заторопились, заговорили все разом, замахали все разом крыльями, задули всеми ветрами, накинулись на Чудо-гору, подняли ее – и унесли под такую тысячеголосицу за край земли, туда, куда Борей-Ветер стужи не занесет: в дальнюю Гиперборею, за сад Гесперид.

Так не стало в счастливой Аркадии ни Чудо-горы, ни Плейоны, сходящей с неба, ни титана Атланта. А на том месте, где возвышалась Чудо-гора, остался меж горными хребтами пустой котел, и в нем варились туманы.

Не дошла весть об исчезновении Чудо-горы до Атланта. Не знал он, что уже нет в Аркадии Чудо-горы. Но как-то поглядел Атлант одним глазом за океан.

И увидел он вдруг за океаном свою родную Чудо-гору, увидел – и не узнал.

Не ласкались к ней ветерки, не звенели на ней ключи и листва, не пели птицы, не рыскали звери, не шелестели травы. Безмолвно, недвижимо стояли ее голые леса, и бестравные луга, и застывшие воды. Только туманы клубились, то скрывая ее от глаз, то вновь открывая, словно она не Чудо-гора, а могила Атланта.

И вспомнил Атлант, как прорицала ему некогда Гея-Земля: «Будет могуч Атлант. Но Атлант не сильнее Ананки-Неотвратимости».

– Так вот какова ты, Ананка!

Когда Атлант жил в счастливой Аркадии, был он мудрой душой доверчиво-прост, и часто говорил ему дремуче-угрюмый Тайгет: «Берегись, Атлант, самого себя. Страшнее Сторуких тартара каждый сам себе. Слишком широко ты открыл глаза перед миром, распахнул ворота души. Вынесут из них воры твою титанову силу. Мудр ты, да прям. А кто прям, тот упрям, знать не хочет, что часто кривые пути короче прямых. Взгляни на меня: весь я в рогатках да в щелях-теснинах; прищурился, ощетинился. Подступи-ка ко мне – не порадуешься! А зато внутри у меня, в местах потаенных, пастбища вольные, ковры на лугах – нежься! А у тебя, куда ни взглянешь, всё исполины, словно на показ: и кедры, и воды, и кручи, и скалы… Ка-ак рухнут! Берегись, Атлант, своей мощи».