Репертуар был не бесконечный, а повтор она уже не воспринимала, начинала хныкать.

Понимаает…

Дилемма.

Нет.

Нужно другое.

Я брал гитару и выдавал уже другие мелодии, и чуть поинтереснее, репертуар. Но и он, быстро её утомлял. Да, это был не высший класс…концертной импровизации.

И.

Опять нужно было менять, далеко не высший класс, исполнение…и я менял. Теперь гармошка. И снова, – недолго она терпела и дышала чувствами, которые выдавала гармонь.

… Потом.

Она слушала и воспринимала его больше, потому что там были и кантилена и дольче, это в заключение звучал аккордеон.

… И точка. Бабушка, уже скоро освободится от своих дел, а она, внучка хочет ещё что – ни будь новое. Ох, внученька, у меня ещё есть инструмент, вспомнил. Достал, раскрыл коробочку, а, а там…губная гармошка, фирмы Хохнер.

… Теперь это ей нравилось больше всего, нежное звучание, на которой исполнял Сулико, и краковяк и Марианну, уже многое, что звучит в мажоре прилично. Внучка слушала, не требовала никого и ничего, не шумела, не капризничала и не возражала, хотя аплодисментов и браво я от неё ещё не услышал, но был рад, что мои опусы и потуги музыкальные не проходят мимо её сознания и слуха.


*


… Воспоминания, ах эти воспоминания.

Теперь самое для меня загадочное этой, ещё совсем не умеющей стоять на своих ножках, её понимание моих любимых мелодий. Она уже перебирала, и то, что ей не хотелось слушать, сразу начинала возражать.

Конечно, не пела мне шутку музыкантов,…до- ре- ми- до- ре- до. Но выражала своё нетерпение просто, – капризничала и ручками трясла свой манеж, – негодование. И тогда понимал, – плохо исполняю или композитор ей не угодил, в её, уже тонких понятиях, какая должна быть мелодия…

… И вот пошла теперь мелодия этой песни.

… На закате ходит парень,

Возле дома моего…


На аккордеоне она не волновала так, и меня и внучку, а вот на гармошке…

Композитор Захаров, дал такое вступление, переборы, пальцовка, сложная техника, и, конечно задушевная, берущая за сердце мелодия.

… И.

Мастерство, к которому я шёл долгие годы.

… Но.

Потом.

Пришла большая беда.

… Война.

Этот огонь унёс своим пламенем, радость мирной жизни, и мы больше не слышали эти чарующие звуки.

… До войны мне было четыре года, и наш,– чудо инструмент.

… Патефон…

Унесло.

Ушло.

Унесло грозой войны.

… Патефон.

Эти мелодии, давали нам тогда счастливым довоенным, мы были вместе – Мама, Папа и мы с братом.

Вот и осталось в памяти воспоминание,– гимн, искорка, тех тёплых дней.

Всё это было есть и остаётся во мне а, гармонь выдавала то, что казалось, было утеряно навсегда, – свет радости.

Отец погиб, но солнышко светило, мелодия осталась, и жила во мне, внучка это чуяла своими тонкими фибрами души.

Она, это понимала с первых дней своего пребывания на этой Земле…и только русская гармонь, так помогала, чувствовать тонкости переживаний души и сердца.


*


Мои, потуги и воспоминания как я дальше развивал свой слух, о котором говорили что он абсолютный.

… В ремесленном училище, где очутился по воле судьбы, вечерами в общежитии, а нас было тридцать гавриков со всего Крыма и Кубани. И, вот, вечерами, когда уже никого не было кроме вахтёра, дежурного у входной двери, занимались, совсем другим делом,– отливали свинчатки, делали финки с наборными рукоятками, а в кружке морского моделирования,– строили модели кораблей.

Но было ещё одно, которое нравилось всем, даже тем у кого медведь топтался на ушах… – музицировали… играли, дрынькали на балалайке, была и мандолина, долбали палочками барабаны, и, конечно самый главный инструмент – гитара. Каждому своё. И вот гитара, три человека держали её и самого исполнителя, а один держался за гриф, пытался его гнуть и помахивать хоть и еле заметно, и вот. И вот волшебные звуки почти гавайской гитары, да и песня такая сердешная…Гибель Титаника.