– Дошёл до ступенек, а дальше,– отказало сцепление его ног, с землёй, дальше,– почти Эльбрус,…а силы не дают ему шанса подняться во двор, который был теперь крепостью неприступной.

– Вот ещё один. Ругалась она. И выдала.

– Смотри, сосед, на этих уродов.

– Каких удодов?

– Ты что не слышишь?! Вишь. Петух?!

– Нет, не удод.

– Он, удод, хоть гадит в руки, тому, кто в гнездо к нему суёт свои загребущие, и всё. Больше не полезет никогда, такая, почти смертельная смердящая защита, от всех кто протянет, лезет загребущими к его птенцам в гнезде, знаешь эту науку?

– Здесь про петуха разговор…

– Спрашиваю у петуха.

– Где был, где, говорю, где шлялся?

– А чёо? Вон курятник соседей. Обслуживает теех, соседских, а и своих, не обижает, и, когда только успевает. Но, гля, боевой, громило. Красавеец.

– Ну да ладно, свои, родные, законные,– не возражают.

– Так он, козёл безрогий,

– Смотри, проводил чужих,

– Ушли на насест, в свой курятник, и, и тогда, ну смотри, идёт к себе домой. А, куры не дуры, – своё дело знают. Сели, сели, посидели, дремлют. Но, но он, стерва, смотри чё, щас будет.

– Цирк.

– Позоор!

– Я не понял, что он может ещё сделать, когда уже у них по расписанию, дремотаа, и спать охотааа. Какие теперь подвиги. Петух да петух. Какой позор от петуха.

– На то они и женщины, что бы придираться, как бывают милиционеры, к столбу может, если надо прицепиться с обвинениями…

– Дудки, голь на выдумки хитра.

Выдала бабуля своё резюме.

– Ну а петух, который преступник,

– Подошёл к забору, потом поближе, там такая почти терраска, где им устроили проходную, заглянул туда. Подглядывает, что ли, правда, чудно, не по – птичьи такие действия. Потом что – то тихо выдал,

– Ко ко ко, выходите, я не далекооо.

– Звук непонятный, а, а потом, стервец, начал, начал кукарекать, и, это, когда его пеструшки уже смотрели и видели не первые сны.

– Стоял, грёб землю, своими когтями,– граблями железными. Стоял, кукарекал, но отрывисто. Как пьяный мужик, видимо и матерные курвинные слова говорил по – своему.

– Во, смотри, зовёт. Что б его встречали. Свинья, а не петух. Узурпатор, хвашист.

– И.

– И свершилось необъяснимое…

– Выышла!

– Смотри, смотри, видишь?! Вышла…

– Дура и есть дурра. Да что, как и мы бабы. Все одним миром мазаны.

*

– Кукарекал, кукарекал, вышла курочка, но не на реку, – вышла, из спящего уже курятника со всеми жителями этого дворца, встречать гуляку молодца. Отбой по куриным законам, да ещё и с чужими, не своими, – курвами!

– И такой цирк всегда.

– И, каждый Божий день. Прогуляет, хамло, и ещё его встречай…

– Как же,– хозяин пришёл.

– У кого только он постигал эту вредную науку.

– Узурпатор. Клятый…

– Воот. Сосед.

– А ты тоже домой едешь последним автобусом. Жена хоть ждёт. А то вооон, что творят ваши наглые братья меньшие…

Капитан, капитан улыбнитесь.

… Долог день до вечера, когда делать нечего, а мы с тобой слушаем, слышим и верим, не верим, уж очень похоже на братьев старших. Какие – то курочки петушки,– учат – мучат или передразнивают нас. В детстве часто взрослые пели такие песни, когда будете потом путешествовать на поезде, смотрите в оба, на станциях и пересадках, там иногда милиция в рупор передают, громко так…

– Товарищи пассажиры, вы приехали на станцию Петушки,– берегите карманы и мешки…

Вот это Петушки.

– А что, тогда так было, чемоданы, почти рундуки,– братья сундуков, и мешки. Сейчас не тоо.

… – Но это было, тогда, а вот такого, с петушиной верностью не было.

– Не слышал я, сказал капитан.

– Чудесаа.

***

… Мы часто встречались, почти случайно на тех поляночках, в горах, где мой почти волкодав, не доросший и на половину, но чуял след и даже спугивал, было дело, зайцев, которые прятались поближе к нашим огородам. Видимо их манила уже не та любовь к ближнему, как у того, петухамского отродья.