И я вспомнил, как в школе нам читали о греческом герое, который нёс своему правителю зверюшку в пазухе, а он, этот зверёныш – гадёныш, грыз ему, этому гонцу живот. Принёс зверюгу этого, и упал мёртвый. Весь живот прогрыз и…скончался. Но приказ выполнил. А у нас. Что у нас? Тяга к жизни одного. А мне? Что. Кто давал сил совершить этот марафон по пересечённой местности в такую жару? А спина мояааа… Думал останусь навсегда горбуном, как тот знаменитый живописец, который купол храма расписывал долго, очень долго, а потом ходил по земле и все думали, что он гордится…нос задирает, а он был горбун… только наоборот. Горбун на изнанку. Вот тебе бабушка и Юрьев день, вот и у нас с Ним праздник. Вот она, радость, сковала моё тело, а потом расслабление и тишина, шелест волн, и...........

– И где же мой братик ненаглядный, неужели плавает кверху брюхом… Я, почти отошёл, сел и стал смотреть, искать его. Наверное, рванул, рванул без оглядки во все свои лопатки, ой нет. Плавники, кормовые… вот какие лопатки, от этого, мать его, хорошая, от этого места, которое чуть не стало для нас обоих последним пристанищем на этом хоть и не всегда радостном, Белом Свете.

… Я уже собрался уходить, всё-таки отошёл и уже мог идти нормальными, шажками, какими шагал раньше я и Филиппов, артист. Но шаги уже были почти мои, хотя спина ещё дарила щедро свои воспоминания и гнула мой стройный стан к ногам…к земле-матушке.

А море шумело. Уже низовка пошла, дует себе потихоньку и таранка видимо скоро покажется. Поошёл потихоньку.

… И вдруг, у самого берега, у берега, самого синего моря.

… И, зашумело синее море, заплескалось и, и, сам морской царь приветствует меня своим шумом. Но никакого Нептуна.

– И, расступилося синее, тихое, зеркально-тихое море и золотая рыбка показала свой сверкающий хвостик с перламутровыми звёздочками, которые сверкали и светились на солнышке. Но сказка была не сказка – сказание моего названного братца. Почти братец Иванушка, но без сестрицы Алёнушки.

И увидел его, который взлетал к небу, почти под облака развернулся и так булькнул в море, что брызги-салют жизни-победы, сверкали на солнышке и, почудилось. А может и не почудилось -Ангельское пение.

Потом, позже, спрашивал у знатоков, поют ли дельфины. Нет, они ультразвуками общаются, но почему я, слышал эти небесные мелодии. Старушки, соседские, местные, потом говорили, это Ангелы славили тебя. Он, красавчик, такой концерт устроил, видимо и его душа пела.

Я пришёл в себя, и спина моя тоже слушала и видела то, что довелось мне. Выровнялась. Прогнулась, как у молодого гимнаста.

– Солнышко, да что солнышко, оно уже шло к своей вечерней остановке, уйдёт скоро в ночное. И мы с ним, моим братиком, пошли вдоль берега в ту степь, в ту сторону, где ждёт меня моя хозяюшка. Добрая хозяюшка,которая всегда меня ласково встречает почти песнопением-речитативом: -И дэ цэ ёго чорты носють… Вже и спать хочицця, а його щэ ныма?! Блукае, чорти дэ!…

Нам, студентам художественно-графического факультета, вкладывали и старательно, знания по мировой культуре- цвет нашей культуры -искусствоеды, так они сами и мы их величали. Они утверждали, без капельки сомнений, что украинская речь и песни очень нежные, по своему, сочному, музыкальному колориту они созвучны и высоки как итальянские.

Оччень.

Оочень, даже может быть. Совсем то, что я слышал, как играла словами и мелодией произношения моя, почти одинокая, почти добрая, почти милая,и такая же, ласковая хозяюшка.

В беседке сиделось, но не дремалось. Я никак не смог как-то враз вычеркнуть из своей памяти то, что пришлось, а может и посчастливилось сегодня.