Дагена побарабанила пальцами по столу.
– Этот титул, который ты упомянула… Белая Роза. Что он означает?
– Белая Роза – это цветок в императорском саду, – раздалось от дверей. Эккенхард опирался о косяк, сложив руки на груди. – Это высший титул, который может получить шпион на службе империи. Титул этот присваивается тому, кто уничтожил большой заговор, стал причиной раскрытия невероятного предательства или же служил столько лет, что опыт его сделался бесценен. Его может получить любой из Крыс, вне зависимости от того, мужчина он или женщина, хотя женщины получают его чаще.
– Почему?
– Потому что женщины лучше нас в этой игре. И обычно умеют выгрести из ситуаций, в которых мужчина теряет голову и гибнет. Это Белые Розы посылают боевые отряды в сражение, когда полагают, что кому-то нельзя доверять. – Он дерзко улыбнулся. – А я – принес камни. Сменить?
Бесара смерила его взглядом – и улыбка его поблекла и исчезла.
– Уже несу, – пробормотал он и исчез за дверью.
Через миг он уже волок новую корзину, наполненную потрескавшимися от жара камнями. На этот раз нес ее сам, сопя от усилия и стараясь не обжечься.
– Вче…ра, уф-ф, вчера вечером делегация верданно проведала Черного… Чтоб тебя! – выругался он, когда, не заметив, зацепился рукою о корзину.
Поставил ее подле старой и без приглашения присоединился к сидящим.
– Уф-ф. – Он налил себе вина. – Не терпится им.
– Ничего странного. – Кайлеан пододвинула свой кубок и подождала, пока он его наполнит. – Фургоны уже могут ехать дальше. Им нет необходимости вставать в лагеря.
Эккенхард выпил вино несколькими большими глотками, долил, покачал головою.
– Есть. Кто-то убивает здесь людей. Нападает даже на Горную Стражу и сторожевые башни. Ты ведь видела. В лагерях они будут в безопасности.
– Я не видела ничего, кроме пустой башни и единственного искалеченного мужчины, который не мог ничего сказать. – Она поднесла бокал ко рту, чуть смочила губы, не сводя с Эккенхарда глаз. – Это нисколько не причина.
– А разве в другом случае Горная Стража гоняла бы по окрестностям, как кот за течной кошкой? – ответил он взглядом на взгляд.
– Это все притворство, а на самом деле солдаты лишь следят, чтобы фургоны не вывернули куда-то за долину. Я права? Ведь отряды уже вышли из крепости и заблокировали дороги?
– Они отделяют Фургонщиков от местных.
– Которых никто и в глаза не видывал. Вместо этого вокруг верданно сжимается петля. Горы, леса, армия… Они задыхаются.
Они мерились взглядами.
– Собственно, почему ты мне об этом говоришь?
– Потому что ты пришел сюда потянуть меня за язык на тему того, что они, собственно, думают. Я права? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: – А потому я и говорю. Им здесь не нравится. Они привыкли к открытым пространствам, к местам, где нет ничего между тобой и горизонтом. И не это им обещали. Нет, не загнать их в долину и не запереть армией. И я советую о том помнить. Даже самые дикие командиры се-кохландийских налетчиков, которые осмеливались нападать на городки, не решались ударять по боевому лагерю.
Она снова подняла бокал.
– Кроме того, у них все меньше времени. Если хотят быстрой атакой отбить свою возвышенность, первые фургоны должны выехать уже дней через пятнадцать – двадцать. Они не могут здесь сидеть, проедая запасы. Что решил генерал?
– Он покажет им дорогу, конечно же. Но за безопасность они станут отвечать сами. Черный не пошлет солдат, чтобы те их защищали.
– Разумеется. Как-нибудь справятся и сами.
– А вы? Тоже?
– Если будет на то судьба. – Кайлеан улыбнулась над бокалом с вином.
Крыса внезапно выпрямился, покачал головой, словно ему пришла некая мысль.