– Я очень рад! Но, – я медлил, подбирая слова: – Как? Ей удалось снова обрести любовь?

– Могу лишь рассказать то, что поведала она мне сама.

Я попросил старика, и он, пряча улыбку в усах, сообщил мне следующее.

Когда отец практически выгнал Флорет из дома, велев ей возвращать себя, она бродила по местной округе, спускалась к реке, поднималась на холмы, наблюдала закат и восход солнца. К вечеру третьего дня она ничком легла в траву и подумала о том, что совершенно не понимает, как жить дальше. Она потеряла любимого, лишилась своего дара, и лучше ей просто предаться забвению в этой траве на вечной земле.

Слёзы уже перестали сочиться из ее глаз. Она лежала в полузабытьи, и последние лучи заходящего солнца едва касались её кожи.

Она решила, что здесь найдет свой конец, но вдруг ощутила какой-то толчок в живот. Потом ещё и ещё. Толчки становились сильнее. И Флорет вдруг поняла, что, вероятно, они были сразу, просто она их не чувствовала, предаваясь своему страданию.

Девушка переместилась чуть дальше, но толчки продолжались и в другом месте.

«Земля. Это она, – подумала Флорет. – Сильная. Мощная. Плодородная. Рождающая. И забирающая».

Трава, плоды, реки… Из глубины родился крик, рык и выдох:

– Матушка! Возьми у меня эту боль!

Флорет кричала и ей казалось, что тело непременно должно разорваться на тысячи мелких осколков. Но прошел миг, ещё один и ещё, и крик перешёл в звенящую тишину, нарушаемую лишь ночными цикадами.

Она перевернулась на спину и смотрела в тёмное, бесконечное, пронизанное звёздами, мудрое небо.

А под собой ощущала невероятную мощь Земли. Той, что питает, той, что рождает, той, что сжигает, перерабатывает и возвращает новыми всходами.

Той, что любит тотально и безусловно каждое своё дитя.

Флорет ощущала себя в колыбели, в теплых ласковых руках матери, её качало и убаюкивало, и она не заметила, как уснула. Пробудившись, от нежного прикосновения утреннего солнца, Флорет почувствовала, что в её сердце проснулся, ожил, повернулся к свету росток.

Ещё несколько дней, а может, и недель, она бродила по окрестным полям и лесам, давая возможность этому ростку окрепнуть. Каждый день она общалась с Землей, прося её благословения и вознося благодарности.

Когда девушка вернулась в город, отец с удовлетворением отметил тихое умиротворение в её глазах и улыбке. И самый простой хлеб, испечённый Флорет в день её возвращения, оказался вкуснейшим их всех приготовленных ею ранее.

Дослушав рассказ, я был преисполнен желания увидеть Флорет. Мне хотелось ощутить изменения, которые произошли в девушке, по словам её отца.

Поблагодарив за кофе, я прошёл внутрь пекарни, источающей невероятные, дивные, чудеснейшие ароматы.

Внутри были покупатели: навстречу мне шел розовощекий мастеровой, уминавший свежайшую сдобу.

Я узнал его и кивнул.

– Лучшая в мире! – провозгласил он вместо приветствия.

У прилавка стояли женщина с мальчиком, две девочки-подростка и пожилая пара.

– Вот, пожалуйста, бриоши, как и просили, – услышал я приятный низкий женский голос.

Флорет вышла из глубин пекарни к прилавку, ставя на него лоток с бриошами: – Только из печи.

Я был удивлен: передо мной была Флорет, но как светились её глаза, как изменился её голос, румянец на щеках, ласковая открытая улыбка. Я видел перед собой не юную девушку, какой запомнил после первых встреч, – передо мной была цветущая молодая женщина, под сердцем которой расцветала новая жизнь. От неё исходило тепло, аромат хлеба и материнская любовь.

Я видел любовь, льющуюся из её глаз, сердца и рук, кажется, она сияла этой любовью, что я тоже заулыбался, как и все вокруг.