Однако этот худой, ничем не примечательный человек не упал передо мной на колени. Не распростерся ниц, моля о пощаде. Он лишь грустно посмотрел и ответил: «Только Богу своему служи. И Ему поклоняйся».

«Вот и посмотрим, как он поможет тебе…» – усмехнувшись, ответил я. Потом, велев побить его плетьми за неуважение к власти и возмущение порядка, приказал обрядить в багряницу, дать в руки трость и надеть на голову венец из терновника. Да сделать так, чтобы острые шипы проткнули его кожу и по лицу потекли капли крови. Много черни иудейской смотрело на это действо. Особенно позабавило их, когда воины-римляне становились перед ним на колени. Кланялись и кричали: «Радуйся, царь иудейский!» Потом, отобрав трость, били его по голове. Я думал: «Может, пожалеют его соплеменники?» Вывел его, избитого и униженного, перед толпой и сказал: «Я не нахожу никакой вины в нем». Но они лишь громче стали кричать вновь: «Распни! Распни его!» И это те самые, которые почитали за пророка и великого учителя, когда он спасал их от несчастий и болезней. Поистине – чернь живет одним днем. Беспамятная, трусливая, жестокая, лживая и неблагодарная! Я посмотрел на него и усмехнулся: «Вот они… Твои “дети Божьи”. Но он молчал. Ничего не отвечал мне. То ли от стыда за них, то ли в задумчивости».

Мелодичный звонок у входной двери вновь отвлек Александра от текста: «Кого это…?» Он нехотя, вернув лист в стопку других, лежащих в этом файле, пошел открывать дверь.

– Мам! Но у тебя же есть ключ от квартиры. Зачем звонишь? – удивился Саша, увидев ее на пороге.

Еще не старая женщина, она, однако, была уже в том возрасте, когда большинство перестают бороться за ускользающую молодость и утешают себя тем, что теперь они в элегантном возрасте. Его мать, Серафима Сергеевна, после смерти своего первого мужа, отца Саши, быстро нашла себе второго. Молчаливого и работящего человека – Петра Викторовича. Скоро у них появились свои дети, но мать продолжала ревностно опекать своего первенца – Сашу.

Она смущенно улыбнулась, зайдя в квартиру?

– Да мало ли… Может у тебя подруга какая? Вероника, или еще кто…

– Да нет… Ее забудь. Мы расстались навсегда. Она скоро замуж выходит за другого. А мне без нее даже лучше, – немного скривившись, как от капли уксуса, усмехнулся Александр.

– Пора бы и тебе подумать о своей семье. Ведь скоро тридцать… Неужто бобылем, как дядя Толя, хочешь остаться? У него, поди, и женщин в личной жизни не было. Все какие-то книжки да фантазии, – начала мать свою старую песню.

Она уже несколько лет точит сына за холостяцкую жизнь. Но то девушки его приезжие, приютились у родственников, жить молодой семье негде, а снимать квартиру – не с его институтской зарплатой, то вспыхнувшая было любовь, вернее, интерес, быстро гасла, и он без сожаления искал другую. А теперь, кажется, и денежный вопрос, и квартирный решены, и мать по-своему, по-женски, вновь взялась за старое:

– Мне уже пора внуков воспитывать. Ты старший, с тебя и спрос. Дядя Толя был приспособлен к одинокой жизни. Не то, что ты.

Она, как и все остальные родственники, упрямо называла Анатолия Ивановича дядей Толей, хотя он был ненамного старше ее. Но виделось в нем что-то аристократическое и возвышенное, что придавало в глазах окружающих дополнительные вес, рост и возраст. Так и повелось: «дядя Толя сказал… дядя Толя передал…»

– Мам. Ну вот возьму и на первой встречной женюсь. Сама ведь потом начнешь сердиться на меня. А виновата будешь ты. Все подзуживаеш, – недовольно буркнул Саша. Ему неприятен этот разговор. И чтобы прекратить его, он попытался перейти на новую тему: – Идем на кухню пить чай.