– Добре, пусть будет так.

Проводив взглядом великана и Иваську, который поспешая за исполинской фигурой Весемира казался кроликом рядом с медведем, он повернулся к Глебу.

– Веди, куда велено. А уж потом с Ирин… С семьёй повидаюсь. Дело вперёд.

***

Серые, мрачные сумерки уступили место ночной темноте. Олег быстрым шагом шёл за удивительно прытким служкой, скорости которого мог бы позавидовать и взрослый мужчина.

«Видать, дело и впрямь срочное», – думал княжич, наблюдая за ловко перебирающим ногами Глебом.

Терем посадника, куда служка сопровождал мужчину, находился в центральной части детинца, рядом с княжескими хоромами. Олег помнил это здание – большое, приземистое, в два этажа, богато украшенное резьбой.

Не было во всём Радограде домов больше посадского, разве что княжеские палаты, стоявшие в сотне шагов, прямо напротив, с другой стороны Храмовой площади.

Но если палаты князя возвели из седого дерева – бело-серебристого, как и главное святилище Владыки, – то посадный терем сложили из мощных брёвен чернодерева, чёрных, как уголь. Ещё до прихода Изяслава в эти земли язычники использовали его для строительства своих капищ.

Захватив город ляданцев, впоследствии ставший Радоградом, Завоеватель первым делом велел возвести здесь величественный храм семиликого бога и княжеские хоромы из священного для каждого последователя заревитства седого дерева, словно подчёркивая связь власти небесной и земной.

А просторное, ладное здание из чернодерева, где некогда жили языческие жрецы и которое уже стояло на этом месте, пожалели и трогать не стали. Так они и остались стоять друг напротив друга, по разные стороны Храмовой площади – светлые, отливающие серебром палаты князя и чёрный, будто высеченный из обсидиана терем посадника. Стоят, напоминая, что в незапамятные времена здесь, в самом сердце великой Радонии, столкнулись старое и новое, истинное и ложное. А сбоку, ровно между ними, будто судья в этом противостоянии, возвышался Великий храм Владыки Зарога. Всё рядом.

Посадник Радограда считался ближайшим помощником государя Радонии, первым его наместником, и такое соседство было весьма удобным.

Поспешая за проводником, Олег оглядывался по сторонам. С наступлением темноты жизнь внутри стен внутренней крепости столицы замирала. В отличие от посада, где были трактиры и постоялые дворы, открытые всю ночь, детинец считался личным владением князя, и ночного разгула здесь не допускали. Хоть тут и было тесно от множества боярских изб и мастеровых хат, порядок был для всех единым – с заходом солнца требовалось соблюдать покой.

Княжич брёл безлюдными закоулками, иногда заглядывая в окна, освещённые мягким сиянием восковых свечей. Тихие сцены мирной жизни казались ему чем-то новым, неизведанным и даже таинственным.

Вот сапожник, не успевший завершить дневные дела, сидит за сбитым из грубых досок столом, заканчивая ремонт ладных, явно барских кожаных сапог. А вот дети – мальчишки и девчушки, собравшись на лавках, с раскрытыми ртами слушают байки седого как лунь деда в простой, холщовой рубахе. Простая и понятная жизнь, о которой Олег уже успел позабыть.

Лишь однажды княжича с Глебом остановил караул, обходящий улицы детинца. Но служка, достав из-под рубахи печать посадника и показав её стражникам, быстро разрешил возникшую заминку. Те, поняв, что перед ними посланник высокородного человека с важным поручением, поклонились и пропустили их дальше.

Блёклая луна, похожая на потускневшую серебряную монету, скудно освещала крыши хат и теремов, крытых щепой. Вдалеке Олег увидел возвышающийся над остальными постройками Великий храм – серебристые стены, возведённые из седого дерева, будто светились, отражая сияние ночного светила. Значит, они уже рядом. Радоградский храм Владыки Зарога, крупнейший в обоих княжествах, находился в самом центре детинца.