. Современники замечали, что он не отличался внимательностью[78] и восполнял свои записи сведениями от проводников, пользуясь существовавшими в то время путеводителями. Отсутствие проводника огорчало Муравьева, так как в этом случае он не мог «сделать верного описания» и допускал погрешности, которые вызывали предубеждение против его путевых записок. Автор статьи в «Московском телеграфе» говорил по этому поводу: «Не ищите подробных, систематических описаний в двух небольших книгах, в которых заключается взгляд на столь многое и разнообразное. Это, говоря собственно, заметки»[79].

Муравьев признавался, что не сами «древности» составляли интерес его странствования, а те впечатления, которые произвели на него «знаменитые развалины». В этом признании заявлена авторская позиция: она вполне согласуется с эстетическими установками «сентиментальных» путешественников, но принципиально отличается от задачи Парфения, стремящегося поведать читателю «без пристрастия» и «по совести» о том, где был и что видел.

Как видим, авторские установки Муравьева и Парфения у же изначально содержат принципиальную разницу: Муравьев боится провала книги, Парфений – успеха. Первый, не скупясь на «преднамеренную величавость» речи, «слишком занятый стилистической стороной своего труда», заботится о том, чтобы «его самого не теряли из виду»; второй стремится поведать о «неизреченных милостях Господа» к нему, осознавая при этом, что «не учен внешней премудрости, груб и невежда словом» (I, 17).

Понимая, что его паломничество будет рассматриваться с учетом странствований средневековых поклонников, Муравьев пишет развернутый «Обзор русских путешествий в Святую Землю», который сопровождает третье, а также последующие за ним издания «Путешествия». В обзоре рассматриваются наиболее выдающиеся произведения паломников, начиная с «Жития и хождения Даниила, Русской земли игумена» и заканчивая сочинением Д. В. Дашкова.

Стремясь представить жанр «хожений» в его хронологическом развитии, давая ту или иную оценку произведению, Муравьев предпочитал те художественные критерии, которые были близки и понятны ему самому. Так, характеризуя сочинение игумена Даниила, он пишет: «Повествование сие в рукописях обретающееся, не изобилует красотами слога и, не давая совершенно ясного понятия о зданиях и местности <…> представляет однако же любопытные сведения о греческих и латинских обителях того времени»[80]. Автор «Путешествия» упрекал древнего писателя в отсутствии «красот слога» и «ясного понятия о зданиях и местности». В своем собственном сочинении Муравьев руководствовался именно «красотой слога».

О путешествии Трифона Коробейникова он пишет более снисходительно: «Хождение сие, изданное в печать Ив. Михайловым в 1798 году с ошибками и с собственными дополнениями о древнем Иерусалиме в искаженном виде, чрезвычайно любопытно в рукописи, как по довольно подробному описанию самой святыни, так и по духу времени и местным преданиям, тщательно собранным»[81]. Особенно подробно Муравьев останавливается на тех фрагментах хожений, текст которых восполняет содержательные недостатки его собственных описаний. Таковы рассказ об устроении св. Еленой храма Воскресения и описание лавры св. Саввы, приводимые из сочинения Арсения Суханова.

Кроме того, писатель включает в «Обзор» сведения о самих авторах-паломниках, маршруте их путешествий, истории создания «хожений». При этом особое внимание Муравьев обращает на цель, которая руководила писателем во время странствования, она становится одним из основных критериев оценки автора и его сочинения. «Сие путешествие, – пишет Муравьев об Арсении Суханове, – любопытнее и важнее всех предшествующих и последовавших по самой цели, для которой было предпринято, и по точности в ее исполнении»