Понимал московский князь, что одни разговоры разбирательству не подмога, а требовалось дело, которое Узбека убедить смогло бы в предательстве великого владимирского и тверского князя. Снарядил Иван Данилович людишек своих, которые вперёд Шевкала поскакали, да повсюду слух стали распускать. Мол, идёт на землю тверскую новый правитель – князь Шевкал, который везде своих наместников поставит и будет христиан в поганую свою веру обращать. Это и стало главной причиной, по которой заколыхалась земля тверская возмущением. Сами же татары в огонь масла ещё больше подлили; пока к Твери ехали, встречные земли грабили, женщин насиловали, мужей до смерти забивали. В Тверь приехали совсем хмельными, и пока город из одного конца в другой пересекали, успели обидеть во множестве встречных людей. Даже князя Александра Михайловича с его усадьбы согнали, сами там поселились и дальше бесчинства свои продолжили.

Великий князь владимирский и тверской Александр Михайлович с боярами своими ближними хорошо разумели, кто на самом деле стоит за татарскими погромами, и кто слухи пускает в народе о правлении ставленника Узбека. Вот потому день и ночь молили бояре людей потерпеть: уйдёт, дескать, вскорости Шевкал, никто веры христианской отнимать не станет, и сделает тогда великий князь Александр Михайлович для тверичей послабление в дани для восстановления порушенного хозяйства. Может статься, и удалось бы волнения успокоить, но случай вышел, который начинался смехом, да потом сражением обернулся. Терпение тверских посадских людей лопнуло.

Надо было приключиться такому, что в раннее утро, когда купцы и прочий ремесленный народ к торгу продвигались волною многолюдной, татары – числом около десятка конных, помыслили отобрать у дьякона кобылу; глянулась она им своею статью да резвостью. Мало того, что забрали, так ещё при этом обиды принялись чинить церковному служителю: бороду рвать, да в лицо плевать. Дудко – так звали того дьяка, несмотря на свой духовный сан, росту был огромного и силы богатырской. Вот потому, развернув свои плечи саженные и не претерпев обиды, как учит мать-православная церковь, начал Дудко по щекам нехристей хлестать, в реку бросать, да приговаривать:

– Бог терпел, нам велел, но не от поганых же!

Так, может быть, и пометал бы всех татар с волжского берега, да тут как на грех ещё один разъезд ехал, но числом много боле первого. Когда эта сотня навалилась на одинокого дьяка и попыталась его саблями посечь, тот и заголосил:

– Люди добрые! Тверечи! Не выдайте!

А вышло так, что когда дьяк первый десяток нехристей в воду швырял, то на утёсе много людей собралось, которые от смеха за животы держались. Меж народа в толпе шутка уж пошла гулять, что, мол, беда коли тверской дьяк крестить начинает, может всех зараз и утопить. Смеялись до упаду. Но одно дело веселье и смех, совсем другое – когда сто на одного наваливаются. Вот тут-то, понятное дело, и взыграла в людях обида за все прошлые разы, а потому и позабыли они все свои обещания, которые великому князю Александру Михайловичу давали.

Понесло огромный людской поток с холма к речному берегу, да и начали посадские тверские люди татарское воинство крушить тем, что кому под руку попало. Для такого дела всё годилось: камень ли с дороги поднятый, жердина для тына приготовленная, или даже добрый кулак. Шум-гам изрядный поднялся. А тут к татарам помощь стала внушительная подходить с княжьего двора, где постоем стояла. Когда же вслед за этим колокол ударил, то на помощь к людям посадским стали бояре подходить со своими слугами, да уже при хорошем оружии. Вот тут кулачная драка закончилась, и пошло самое настоящее сражение. Бились целый день, а к вечеру остались в живых из нехристей лишь князь Шевкал, да с ним не больше сотни татар. Схоронились они в усадьбе князя тверского, и стали молить о пощаде. Думалось Александру Михайловичу о тяжелых последствиях. Понимал, что хан Узбек такого не простит, но не мог таких слов подобрать, которые дали бы прощение татарам. Да как было их миловать, когда не было в Твери ни одного двора, где бы поганые ни снасильничали, ни украли бы, ни убили бы. Спустил бы Шевкалу великий князь, народ бы его не простил. Вот и не пожалел своей усадьбы Александр Михайлович, приказал спалить вместе с татарами, которые в ней закрылись.