И словно откликаясь на мои потуги, в голову хлынула очередная порция ее воспоминаний. И если все правда, то злодейкой была именно она, а не бедная Мирослава Олеговна, которую Алена Кивера доводила всеми способными ей способами.
– Главное, он на тебе бы женился! – мачеха даже с кресла встала и погрозила кому-то неизвестному кулаком. – А потом, кто бы с Кощеем связываться стал?
– Кощеем? – удивленно протянула я. Хотя, кто еще годится в мужья Бабе–Яге?
Мачеха лишь усмехнулась. А я поняла, что ее мысли сейчас совпали с моими. Падчерица неоднократно устраивала разборки, почему ее наряды выглядят хуже, чем у сводной сестры. И даже пару раз портила Маринины платья, разрезав их на узкие ленты. А про домашнюю работу она и думать не хотела, считая, что ей все должны. Я, конечно, не фанатка хозяйственной деятельности, но я же была молодой и помогала по дому в силу своих возможностей и умений.
В общем, моя предшественница портила жизнь окружающим как могла. А мне вдруг стала нестерпимо стыдно, словно все эти выкрутасы устраивала я. Хотя людям этого не объяснишь. И я решила попросить прощения у бедной Мирославы. Тем более папенька, умерев, большого наследства не оставил. Только мне на академию. А Марина осталась ни с чем. И это резко уменьшало ее шансы на замужество. Бедная женщина поднимала нас с родной дочерью как могла. А я лишь ей в этом мешала.
Подойдя к ней, я опустилась на корточки, вглядываясь в уставшее лицо.
– Лёнка, ты чего? – женщина как можно сильнее вжалась в спинку кресла, явно боясь очередной выходки и пытаясь от меня дистанцироваться.
– Да ничего! – я махнула рукой. – Просто хотела у вас, матушка, прощения попросить за все, что сделала не так!
Я не знала, как сформулировать коротко все Алёнины прегрешения. А Мирослава Олеговна вдруг как-то обмякла, а затем схватилась за фартук и прикрыла им лицо, оставляя для обзора лишь подрагивающие плечи. Она смеется? Но по всхлипывающим звукам я поняла, что мачеха плачет.
Теперь я окончательно растерялась. И очень аккуратно уточнила:
– Матушка, вы чего сырость разводите?
Она же убрала руки от лица, вытерла фартуком слезы и как-то печально рассмеялась:
– Эх, Лёнка, Лёнка, я пятнадцать лет ждала, когда ты меня матушкой назовешь. Неужели дождалась?
Мы в тот день еще долго просидели вдвоем, вспоминая и разговаривая. Мачеха оказалась в общем-то неплохой женщиной. И обещала мне помочь, чем сможет, при обустройстве на новом месте.
А за обедом нас встретил удивленный взгляд сводной сестры:
– Вы – и мирно беседующие? – она была тощей, длинной и очень нескладной. Но в нашем мире из Марины вышла бы просто шикарная манекенщица. Благо лицо у нее было правильным и пропорциональным. – Лёнка опять жениху отказала?
– Нет, это он на мне жениться передумал, – я покачала головой.
– Да ладно! – удивилась он. – На тебе – и передумал?
– Ему не понравился тот факт, что я пять лет должна отработать Бабой-Ягой.
– Это хоть кому не понравится! – согласилась сестрица. И тут же без перехода добавила:
– Обедать давайте! А то у меня живот от голода свело. А женихи опять мне не светят.
– Это почему? – уточнила я осторожно, уже строя планы в голове, как можно ее преобразить. Только ответ сестрица меня ошеломил:
– Ты же у нас старшая. И пока замуж не выйдешь, я не могу женихов искать. Или ты за свою учебу все на свете забыла?
– А если я вообще замуж не выйду? – осторожно уточнила в ответ. Не хотелось бы стать еще и причиной проблем Марины.
– Тогда ты должна поклясться в этом на священном камне, приложив к нему письменную клятву. Или уже и это забыла? – она зло сузила глаза. И, судя по ее настрою, мы могли бы даже подраться. Хотя я ни разу в жизни ни на кого руку не поднимала и считала женские драки полной глупостью. Но наши головы остудила матушка: