Мыла и пива в Сергаче было достаточно, а вот хлеба не хватало. То засуха, то голод. А хоть бы и не голод – земли у крестьян было с гулькин нос. В среднем по семь десятин на семью. В сто раз меньше, чем у местных помещиков, и в шестьдесят четыре раза меньше, чем у купцов. У половины крестьян земли и вовсе не было. Неудивительно, что в девятьсот пятом году по всему сергачскому уезду усадьбы помещиков запылали как свечки. Крестьяне жгли даже то, что могли взять себе, – скот, сельскохозяйственную технику. Вывозили только хлеб. Помещики бежали в город, но и в Сергаче спокойствия не было. Откуда ни возьмись, объявился сапожник, руководивший местной группой РСДРП. Осенью бастовали рабочие и служащие местного телеграфа. Местный исправник исхитрился отправить в Нижний Новгород шифрованную телеграмму с просьбой прислать две роты солдат или одну роту казаков. Прислали роту солдат. На местную полицию было мало надежды – случалось, она переходила на сторону крестьян. Часть сергачских полицейских арестовали и мгновенно, без суда, сослали в Нарымский край на каторжные работы. К концу девятьсот шестого года беспорядки утихли. В девятьсот седьмом было всего два крестьянских выступления. Большевики затаились.

За год до начала Первой мировой стали строить железную дорогу. Уездные власти обратились с просьбой к правлению общества Московско-Казанской железной дороги перенести станцию поближе к городу, но их не стали и слушать. Строили в чистом поле целый городок – вокзал, паровозоремонтное депо, пакгаузы, склады топлива, дома железнодорожников. В масштабах Сергача и уезда это была стройка века. На нее стекались тысячи безработных крестьян. Рабочий день длился пятнадцать, а то и шестнадцать часов с полуторачасовым перерывом на обед. Большая часть дороги пролегала в болотистых местах. Со всем тем качество строительства было никуда не годным. Шпалы клали не пропитанные креозотом, да и сами они были не из клена или сосны, как полагается настоящим шпалам, а из липы, березы и осины. Срок службы таких шпал не более пяти лет. Местами шпалы с рельсами укладывали просто на грунт, без подсыпки гравием и песком. Еще и рельсы брали облегченного типа. Еще и воровство на строительстве никто не отменял. Скорость пассажирских поездов была не выше тридцати пяти километров в час, а товарные поезда просто еле тащились. В год начала войны построили красивый вокзал по проекту Щусева. Он и сейчас стоит. Окончательно все достроили, включая паровозное депо, только в восемнадцатом году, уже при новой власти. Железнодорожная станция увеличила население Сергача за десять лет с шестнадцатого по двадцать шестой год почти в два раза. И это при том, что с четырнадцатого года и до двадцать второго страна беспрерывно воевала.

Новая власть пришла в Сергач быстро. Быстро разогнали местных меньшевиков и эсеров, быстро упразднили земские управы, волостные земства, быстро, в январе восемнадцатого, провели уездный съезд Советов, избрали исполком, учредили сельские советы, понаделали красных знамен, написали на них лозунги и пошли на демонстрацию. Вместе с новой властью на демонстрацию пошли голод, разруха и эпидемия тифа. Начавшие трезветь от революционного угара крестьяне стали разгонять комитеты бедноты и расправляться с активистами. Уездный совет депутатов думал, думал… и отправил своего председателя Герасима Родионова к Ленину. Вождь принял Родионова, спросил, не преувеличивает ли он трудности, поворочал в черепе губерниями, записал что-то в блокноте, обещал помочь с деньгами, велел создать красногвардейский отряд и не церемониться с буржуазией. Большевики и не церемонились. Четвертого сентября восемнадцатого года, через четыре дня после покушения на Ленина, в Сергаче был объявлен красный террор. В местной газете «Думы пахаря» председатель сергачского укома ВКП(б) М. И. Санаев под заголовком «Да здравствует красный террор!» писал: «Третьего сентября в Сергаче по постановлению военно-революционного штаба расстреляны пять человек в отмщение за покушение на наших вождей». Расстреляли помещицу Приклонскую (из тех самых Приклонских, в доме которых останавливался Пушкин), протоиерея Никольского, спекулянта Фертмана и двух офицеров – Рыбакова и Рудневского