Андре-Луи сидел в амбразуре окна, покуривая и задумчиво глядя на реку. Он был заинтригован. Климена шокирована, это ясно, но непонятно почему. Признание, что он незаконнорожденный, не должно было особенно повредить ему в глазах девушки, воспитанной в такой среде, как Климена. И тем не менее совершенно очевидно, что его слова все испортили.

За этими размышлениями и застала его Коломбина, вернувшаяся через полчаса.

– В полном одиночестве, мой принц! – засмеялась она, и это приветствие внезапно открыло ему истину. Климена так сильно разочарована, потому что рухнули надежды, которые создало буйное воображение актеров после случайной встречи с Алиной. Бедное дитя! Скарамуш улыбнулся Коломбине.

– Пожалуй, я еще немного побуду принцем, пока все не привыкнут к мысли, что я не принц, – сказал он.

– Не принц? Ну тогда герцог или, на худой конец, маркиз.

– Даже не кавалер – разве что кавалер ордена Фортуны. Я просто Скарамуш, и все мои замки – воздушные.

На оживленном добродушном лице было написано разочарование.

– А я-то думала…

– Я знаю, – перебил он. – В том-то и беда.

О размерах этой беды он смог судить вечером по тому, как вела себя Климена со светскими молодыми людьми, которые в антрактах толпились в артистическом фойе, чтобы выразить восхищение несравненной Влюбленной. До сих пор она держала себя с ними осмотрительно, внушая уважение, но сегодня была легкомысленно-весела, бесстыдна, развязна.

Андре-Луи в мягкой форме сказал ей об этом, когда они возвращались домой, и посоветовал впредь быть благоразумнее.

– Мы еще не женаты, – резко ответила она. – Подождите, пока мы поженимся, и тогда уж будете меня учить, как вести себя.

– Я верю, что тогда у меня не будет для этого повода, – ответил он.

– Ах, вы верите! Ну конечно – вы же так легковерны!

– Климена, я вас обидел. Простите меня.

– Ладно, ничего, – сказала она. – Чего же еще от вас ожидать!

Но Андре-Луи остался спокоен, так как знал причину ее дурного настроения, и, сожалея, понимал, а понимая, прощал. Он заметил, что ее отец тоже в дурном расположении духа, и это его искренне позабавило. Близкое знакомство с господином Бине могло вызвать к нему лишь презрение. Что до остальных членов труппы, они были настроены к Скарамушу очень дружелюбно. Казалось даже, что он на самом деле утратил высокое положение, существовавшее лишь в их воображении. А может быть, тут сыграло роль то, что актеры видели, как повлияло на Климену падение Скарамуша с ослепительных высот.

Единственным исключением был Леандр, который наконец-то вышел из обычного меланхолического состояния. Теперь в его взгляде сверкало злобное удовлетворение, и он с лукавой насмешкой величал своего соперника «мой принц».

Назавтра Андре-Луи почти не видел Климену, и неудивительно, так как снова с головой ушел в работу, готовя «Фигаро-Скарамуша», которого должны были сыграть в субботу. Кроме того, несмотря на многочисленные дела в театре, он теперь каждое утро посвящал один час занятиям в академии фехтования, чтобы улучшить осанку и свободнее двигаться по сцене. Однако в это утро его отвлекали мысли о Климене и Алине, причем, как ни странно, особенно беспокоила его последняя. Он считал, что поведение Климены – временное явление, но мысль о том, как держала себя с ним Алина, терзала его, и еще больше мучила мысль о ее возможном обручении с маркизом де Латур д’Азиром.

И тут Андре-Луи пронзила мысль о добровольно взятой на себя миссии, о которой он совсем забыл. Он похвастался, что голос, который господин де Латур д’Азир попытался заставить умолкнуть, зазвенит по всей стране, – и что же он для этого сделал? Он подстрекал толпу в Рене и Нанте в таких выражениях, которые мог бы использовать сам бедный Филипп, а что же дальше? Раздались крики «держи!» – и он удрал, как трусливая шавка, и забился в первую попавшуюся конуру, в которой отсиживается, занимаясь исключительно собственной персоной. Какая огромная разница между словом и делом!