И в тот же миг ему под ноги выкатился маленький шерстяной монстр. От каких-то тетушкиных приятельниц, навещавших ее в поместье, он слышал, что мопсы не кусаются. Мол, не настоящая это собака. Но засранец ухватил так, что демон подпрыгнул и с трудом удержался, чтобы не запустить этот яростный комочек прямиком в стену. Нехорошо уничтожать то, что дорого Елене.

Странно, что хотя бы это сохранилось в рогатой башке, в которой громко пульсировало лишь одно слово: «Моя, моя, моя, моя».

Елена ойкнула и окончательно пришла в себя. Зубастый крокодил одним махом оказался у нее на руках, а граф потирал лодыжку в собственной кровати. Заляпал кровью белоснежные простыни, словно… Впрочем, это все неважно. Что теперь думала о нем девушка. Что он насильник? Озабоченный бес? Ведь он по ее глазам прочитал, что она заметила жажду, которая его съедала. Бездна, ну что за идиот!

Мог бы надеть на себя, отправляясь спать, несколько сдерживающих цепей. Привязать разгульный разум к собственной комнате. Вместо этого он тешил самолюбие тем, что считал, что полностью все контролирует. Немного поиграет — и отпустит… Так ему и надо! Никак не выходит вызвать в ней доверие, которым ничтожная тряпка Эккерсли так свободно пользовался.

Но девушка в чем виновата? Она-то почему должна вздрагивать — что в его присутствии, что засыпая у себя в кровати. Примерно с такими мыслями Эттвуд вышел к завтраку этим утром. Ему доложили, что экипаж, который доставит обеих дам в его загородный особняк, уже выехал за пределы Мидса. Да и он мог в этом убедиться, просканировав собственный перстень.

Винс на подносе вынес корреспонденцию. Несколько писем, которые нельзя проигнорировать, от шишек Мидиуса. Ему придется заняться недугами в благородных семействах, не откладывая. Только это и оправдывает его вечно затягивающиеся визиты сюда. С другой стороны, порталы он создает почти свободно и сможет посещать больных, не расставаясь с сыном. «И с Еленой тоже», — подсказал внутренний голос.

Еще одно письмо отличалось от остальных даже формой. Среди ровных прямоугольников лежал белоснежный, как будто накрахмаленный, многогранник. Чтобы не затерялся. Послание Алисии разнилось и по тону. Оно не спрашивало, не надеялось, а требовало и ставило в известность. Даже переживания о драгоценном архонте не делали монну человечнее:

«Что же ты, милый, наделал в этот свой приезд столько шума? Не боишься вызвать излишний интерес к своей персоне? Не так трудно докопаться до истины и выяснить, что все шестнадцать графов Арбаса — одно и то же лицо, за которым скрывается принц Ада, верховный демон Марбас. И что тетушка у него подревнее местной цивилизации.

Всплывет и истинное происхождение мальчика, что вызовет целую бурю в сопредельных мирах. Ведь как же так, принц, из-за которого армия Света не смогла настоять на сохранении пограничных земель, фактически нашел поддержку в одном из обездоленных им же миров! Никто не вспомнит, что ты отошел от дел, которые вел в Бездне, с рождением сына.

Видна будет только суть — одного из первых демонов как никогда легко ухватить за хвост и стреножить. И десятки людей, которые чувствуют себя сегодня вполне здоровыми и думают, что твои услуги им никогда не понадобятся, постараются свалить тебя, чтобы возвыситься. И вот скажи, разве эта маленькая близорукая девочка стоит таких жертв?

Ты все время ходишь по краю, а сейчас еще перерезал канат, по которому ступаешь»…

Разумеется, на этом письмо не заканчивалось. Несколько абзацев были посвящены здоровью архонта, сомнениям в эффективности переданной ему микстуры и разным другим колебаниям. Однако Алисия уже допускала мысль, что привезет мужа на Мидиус к графу, если архонту полегчает.