Внешность Барта изменилась. Высокий светловолосый шатен с приятным и доброжелательным лицом, он вдруг потемнел. Как будто подкоптился. Кожа приобрела сероватый оттенок. Рот и челюсть стали шире, чтобы хватило место для массивных и острых зубов. Он немедля растянул губы в угрожающей улыбке, обнажая не то что клыки, но и моляры тоже.
Шевелюра наэлектризовалась, приподнялась. При этом волосы раздувал отсутствующий ветер. Их кончики тоже посерели, обесцветились. Над головой виконта воздух словно сгустился. Эттвуду показалось, что он смотрел на Эккерсли через стекло. А то и не одно. Однако графу было некогда разглядывать эти метаморфозы. Не вызывало сомнений, что противник сейчас выстрелит.
Розенкранц его не предупреждал, но изначально стороны договаривались стрелять на поражение. Значит, в стволе мог находиться как серебряный патрон, так и заговоренный. Мальчишка вряд ли соображал, что этой ерундой такого, как Энтони, не уничтожить. Зато обеспечить неприятную, долго заживающую рану — пожалуйста.
Когда Эккерсли нажал на курок, у него по-прежнему хватало вариантов: увернуться от летящей пули, расщепить ее в слоях собственной защиты, приостановить время, снести энергетическим ударом и пулю, и стрелявшего вместе с его теперь бесполезным пистолетом. Но так как присутствие демона его ранга на Мидиусе афишировать не следовало, — Льеф читал ему лекцию за вчерашнее примерно полночи — он пошел по пути максимального невмешательства. Просто поймал пулю в кулак. Как надоедливого шмеля.
Для этого ее пришлось немного замедлить. Лишь в одной растянутой точке, по которой он обрывал ее траекторию. Отрезок не более сорока сантиметров в длину. После вчерашних колебаний смотрящие ни с той, ни с другой стороны не обратят внимания. Пуля шлепнулась на землю. И тогда он смог сосредоточиться на Эккерсли. То еще и не сообразил, что произошло.
А вот Фредди с Роезенкранцем успели оценить новый облик Барта. Демон насмешливо вскинул брови. Второй секундант растерянно хватал ртом воздух: «Что, кто, это.. Это же…». Потом он заметил, в кого превратился и Эттвуд тоже. Глухо вскрикнул и сполз на подхватившие его руки Розенкранца.
Граф, действительно, счел, что пора сбросить маски. Возвращение первоначальной ипостаси не доставляло ему хлопот ни в одном из миров. Он легко щеголял в ней и в чертогах пресвятых. А на этом болоте вдохнуть затхлый, наполненный влагой воздух своими большими ноздрями — искушение, от которого трудно удержаться. Он еще не решил, что делать с Эккерсли и двинулся в его сторону. На минуточку — не демонстрируя ни капли агрессии. Воздух вокруг потрескивал от соприкосновения с магией демона. И ничего больше.
Барт во все глаза разглядывал надвигающееся на него существо. Здоровое и в то же время поджарое. Он не мог отвести взгляд от длинного нервного хвоста Эттвуда, кончик которого с шипом на конце то загибался, то распрямлялся. Когда их с демоном разделял примерно метр, он захрипел и последовал примеру Фредди. С той разницей, что поддержать его было некому. Он осел прямо на землю.
Его рот продолжал дергаться. Стоило губам вернуться к обычным размерам, как их искажало что-то вроде судороги и они опять растягивались обратно. Розенкранц, который как раз уложил его приятеля под сгорбленным дубом, осторожно приблизился. Эттвуд отдал ему пулю.
— Серебряная, — неодобрительно буркнул Розенкранц. — За столько веков могли бы придумать что-то более интересное. Но и вы, Ваше Сиятельство, легко бы отскочили в сторону. Зачем пугать-то.
—У меня во влажном климате обостряется ревматизм. Скакать, как козлику, было не с руки. Да и потом, перчатки почти не фонят, — Эттвуд покрутил кистями в перчатках, на первый взгляд, из плотного темного сукна.