– Ты про леди Уэйвени? Не имел удовольствия быть с ней знакомым… На выпей эля, Дрессер, успокойся!

– Никакого ровным счетом удовольствия в этом нет, уверяю тебя. Весьма противная ханжа. – Дрессер отвернул краник у бочонка с элем и наполнил стакан. – Но я имел в виду не ее, а леди Мейберри. Неужели она еще и актриса?

– А-а-а, что-то такое смутно припоминаю…

– Какая-то любительская постановка?

– Да нет, насколько мне помнится. Спектакль состоялся в одном из лондонских театров.

– Тысяча чертей! Ей положительно нужна твердая рука!

Тут он вспомнил о недвусмысленном предложении Эрнескрофта об обмене – и ему стало не по себе.

– Ох, не завидую ее будущему супругу, кем бы он ни был! – покачал головой Ноттон.

– Ты сейчас говоришь искренне?

– Клянусь Богом!

– Однако она необычайно хороша собой…

– Но вот в качестве жены доставила бы уйму хлопот!

Ноттон был необычайно серьезен, и приходилось признать его неоспоримую правоту. Женитьба на леди Мейберри сулила массу хлопот, однако Дрессер прекрасно помнил все сказанное ее отцом – тот оказался весьма проницательным. Да, он мог сколько угодно завидовать размеренной семейной жизни Ноттона, однако такая размеренность свела бы его с ума за полгода…

Он сделал добрый глоток эля. Брак с леди Мейберри был невозможен в силу многих причин, да и она сама при встрече сделала все, чтобы разрушить даже самые робкие надежды. Во время обеда она была с ним холодна, а уходя, не сказала ни единого слова, не подарила ни единого красноречивого взора.

Но так просто он не отступится. И дело тут не только в ее ошеломляющей красоте. Тогда, на террасе, между ними возникло некое подобие дружбы – или ему показалось? Никогда прежде он не испытывал такого удовольствия от беседы с женщиной… как, впрочем, и с мужчиной, черт возьми!

– Теперь курочка возвратилась на знакомый насест, – сказал Ноттон. – А в замужестве барышня давала жару… ну, насколько я слышал. Наслаждалась вниманием мужчин – и женатых, и свободных, – потому неудивительно, что дамы ее недолюбливают.

– Внешность она себе не выбирала.

Ноттон озабоченно взглянул на друга:

– Будь благоразумен, Дрессер. Леди Мейберри – прелестная молодая женщина. Многие считают ее обворожительной. Но с такими, как она, хлопот не оберешься…

Дрессер вновь наполнил стакан и сел:

– Она куда уязвимее, чем можно предположить. Она успешно делала вид, что не замечает шуточек и колкостей на свой счет, но я-то сидел рядом. Она была вся словно туго натянутый лук и почти ни кусочка не проглотила за обедом.

– Неудивительно, что ее гнетет такое отношение, однако виной всему ее скандальные выходки, тут уж ничего не поделаешь.

– Увы – похоже, ты прав.

Однако его собственный разум, сердце и внутреннее чутье говорили как раз об обратном. Он готов был встать с ней спина к спине на горящей палубе, обороняясь от неприятеля. А ведь никто не спешил становиться на ее защиту. Семья в самом лучшем случае осуждала ее поведение и планировала вновь заключить в узилище, дабы предотвратить дальнейшие безумства. А в худшем – она становилась просто-напросто предметом купли-продажи, и стоимость ее была сопоставима с ценой доброй лошади!

Возможно, де Бофор искренне увлечен ею и смог бы защитить, но он еще так молод. Селлерби больше подходил в качестве кандидата в мужья. Возможно, именно поэтому он не слишком пришелся по душе Дрессеру. Хорош собой, элегантен, человек вполне светский – правда, ни черта не смыслит в скачках, – да и леди Мейберри, похоже, его отличает.

– А ты знаком с графом Селлерби?

Ноттон недовольно нахмурился:

– Типичный придворный. Птица высокого полета, не мне чета, однако мы встречались. Я был приглашен вместе с друзьями в его городскую резиденцию полюбоваться коллекцией скульптур. Сплошь современные подделки, но повторяют оригиналы с точностью до малейших деталей, – а ведь еще далеко не все, как он говорил, успели привезти из-за границы.